Субботним утром можно было позволить себе подольше понежиться в постели. Кристофер неожиданно повернулся к ней лицом и, широко улыбнувшись, заговорщически прошептал:

— Хочу сделать тебе одно предложение… Вернее, два. И очень надеюсь получить положительные ответы.

Он замолчал, и Гаэль, явно заинтригованная, вопросительно уставилась на него.

— Итак, первое? — не выдержала она, касаясь его груди длинными тонкими пальцами.

— Ты выйдешь за меня? — спросил Кристофер без предисловий.

— Ты серьезно? — ахнула Гаэль от неожиданности. — Как насчет Доминики? — Вспомнив о дочери, она нахмурилась.

— Все зависит только от тебя.

Доминике это точно не понравится, но ничего, придется смириться. Гаэль наконец поняла, что не готова жертвовать своим счастьем даже ради единственной дочери и не хочет, чтобы кто-то управлял ее жизнью.

— Я сделаю все, что ты хочешь, — пообещал Кристофер.

Гаэль хотела, чтобы он любил ее вечно и поклялся, что никогда не умрет. Но разве можно сдержать подобное обещание?

— Не поздновато ли нам жениться? — приподнявшись на локте, улыбнулась Гаэль.

— Да я чувствую себя с тобой мальчишкой и готов свернуть горы!

— Правда? — счастливо рассмеялась она. — Ты действительно этого хочешь, Кристофер?

— Еще как! — заявил он, совершенно уверенный, что так оно и есть.

Ничего и никогда он не хотел так, как эту женщину, которую ждал все эти годы, единственную.

И тут Кристофер удивил ее еще сильнее:

— А еще я хочу детей!

Это заявление так поразило Гаэль, что она лишилась дара речи: ведь он всегда утверждал, что никогда не хотел детей.

— Мне это и в голову не приходило.

— Тебе нужно подумать? Я не тороплю…

— Не знаю… — с сомнением протянула Гаэль. — В моем возрасте вроде поздновато уже: сорок лет все-таки. Многие женщины уже лишаются к этому времени способности иметь детей.

— Нет-нет, речь не идет о чем-то экстремальном вроде искусственного оплодотворения. Не хочу, чтобы ты через это проходила, но, может, это само произойдет, когда поженимся?

В его глазах было столько нежности, столько надежды, что у нее сжалось сердце. Кристофер казался ей незнакомцем, но гораздо лучше того, с которым она познакомилась десять месяцев назад в доме Андре на Монмартре.

— Я еще не сказала «да», — лукаво улыбнулась Гаэль.

— Не сказала? Так чего же ты ждешь? Я хочу жениться на тебе! Ответ может быть только один: «да».

Теперь, когда он все решил, хотел сразу же обо всем договориться.

— Когда?

— Да хоть сегодня!

Она немного подумала.

— Нет, я должна сначала поставить в известность Доминику. Она обидится, если узнает все последней.

— Ты какую хочешь свадьбу?

— Только не пышную. Так, самые близкие.

Они оба так считали.

— Ну, сестра с семьей, несколько друзей.

— Доминика приедет на весенние каникулы, в марте.

— Тогда и поженимся.

До свадьбы еще четыре месяца: достаточно, чтобы привыкнуть к этой мысли. Впрочем, проблему представляла только Доминика.

— Я скажу ей на Рождество, когда увидимся. Может, согласится быть подружкой моей, — улыбнулась Гаэль.

До сих пор она не думала о замужестве, но поскольку Кристофера любила, то женой его стать будет счастлива. Тем более что у них впереди целая жизнь.

— Итак, в марте, — протянула она мечтательно, и Кристофер понял намек.

Они занялись любовью, и Гаэль подумала, что ей понравится быть его женой.

— Я бы хотел, чтобы это произошло как можно скорее… — выдохнул он, когда страсть завладела обоими.

Больше они не думали ни о свадьбе, ни о Доминике, ни о ребенке, а только друг о друге и о том, какая чудесная их ждет жизнь. Впрочем, она уже была чудесна.

В свои планы они посвятили только самых близких. Андре и Амандин, сестра Кристофера, будут их свидетелями. Луиза придет на свадьбу обязательно: подруга была очень рада за них обоих.

Музей открылся за неделю до начала рождественских каникул. Пресса и искусствоведы приняли его на ура, от посетителей не было отбоя.

Гаэль очень волновалась, но не столько из-за музея, сколько из-за Доминики, с которой решила поговорить после Рождества, чтобы не омрачать праздник. Она, конечно, не ожидала, что новость будет принята с восторгом, но реальность оказалась еще хуже.

Гаэль в нескольких словах поставила ее в известность о своем решении выйти замуж за Кристофера и о том, что свадьба намечена на март, чтобы Доминика смогла приехать. Гаэль ожидала, что дочь примет ее слова в штыки, но потом все же смирится. Тем более что менять это решение никто не собирался.

— Ты шутишь, верно? — ахнула Доминика, глядя на мать как на сумасшедшую. — Это ведь несерьезно? Я даже не знаю его: так, видела мельком. Нельзя же выходить замуж за едва знакомого человека.

— Не знаешь, потому что не пожелала узнать, — спокойно возразила Гаэль.

— Но ты же уверяла, что он тебе не любовник! Значит, лгала?

— Нет, тогда так и было.

Гаэль знала, как важно сохранять самообладание, говорить с дочерью, не повышая голоса, не поддаваться на ее провокации.

— И когда все изменилось? Не успела вернуться в Париж, после того как я уехала в колледж, и сразу прыгнула к нему в постель? Это омерзительно! И с чего это ему вдруг вздумалось жениться на тебе? Из-за оставленных отцом денег? Ведь, насколько я помню, он нищий музыкант. Держу пари, надеется, что ты будешь его спонсором. Только эти деньги предназначены не для того, чтобы содержать любовников.

Это перешло все мыслимые границы. Почему Доминика не думает ни о чем, кроме денег? Почему она в своей грубости доходит до жестокости?

— Он хочет жениться, потому что мы любим друг друга. И Кристофер композитор, а не нищий музыкант, так что ни в каких субсидиях не нуждается. Далеко не все в этом мире исчисляется деньгами. Жаль, что ты считаешь иначе. А то, что ты сейчас сказала, отвратительно.

— А мне очень жаль, что ты не смогла оставаться верной моему отцу. Вижу, ты сняла обручальное кольцо. Что ты с ним сделала? Выбросила? — с вызовом спросила Доминика.

— Оно с другими драгоценностями, и я не снимала его два года… — выдавила Гаэль, презирая себя за то, что вынуждена оправдываться.

Доминика хотела только одного: ударить побольнее, отомстить за то, что посмела полюбить. Гаэль не собиралась отказываться от дочери или от памяти о муже: она всегда будет о нем помнить. Но она же живой человек и не может жить только прошлым…