В эту беременность живот у Гаэль стал заметен гораздо раньше. Оно и понятно: немного пополнела, стала старше — ее это не расстраивало: чувствовала она себя прекрасно. И шевелиться ребенок начал раньше обычного. Гаэль нравилось класть руку Кристофера себе на живот, чтобы он почувствовал, как толкается малыш. Для него это было настоящее чудо. Она очень надеялась, что сердце Доминики наконец оттает, дочь смирится с ситуацией и будет счастлива за них.

В Саутгемптоне они поселились в хозяйской спальне — теперь комнате Гаэль. Красота обстановки произвела на Кристофера огромное впечатление. Он поставил кассету со своими мелодиями, и они вышли на заднее крыльцо полюбоваться закатом на побережье. Так они стояли, держась за руки, когда в холл вошла Доминика, а за ней внесли чемоданы. Гаэль обрадовалась и поспешила навстречу дочери, но та с отвращением отступила. Они не виделись с Рождества, когда расстались, недовольные друг другом. Сейчас на Гаэль была свободная блуза поверх розовых хлопчатых слаксов и золотистые босоножки.

— Господи боже мой, с ума сойти! Ты беременна! Почему ты ничего не сказала мне? — прошипела Доминика, с выражением ужаса на лице.

— Я хотела при личной встрече, — мягко пояснила Гаэль и обняла дочь.

Доминика осталась стоять как истукан, даже руки не подняла, чтобы ответить. В ушах дочери Гаэль заметила бриллиантовые серьги, которых раньше не видела, очень красивые и явно дорогие, от «Ван Клиф и Арпелс». Видно, она не желала тратить время на раздумья по этому поводу и просто брала то, чего желала. Доминику донельзя возмутила беременность матери, но от язвительных комментариев она удержалась, лишь небрежно бросила:

— Это было запланировано или по залету?

— Ребенка мы хотели, но получилось случайно… — призналась Гаэль.

Она нежно погладила живот и тут же ощутила толчок. Гаэль казалась сейчас Кристоферу обворожительной, но Доминика промолчала и больше о беременности не сказала ни слова. Остальное время в Саутгемптоне она просто игнорировала их, постоянно где-то пропадала, избегала встречаться с матерью, с Кристофером держалась сухо и скованно, только в случае крайней необходимости могла обмолвиться словом. За год учебы в колледже Доминика стала еще более высокомерной и эгоистичной. Может, все дело в деньгах? Она немного изменилась, повзрослела, но тепла в ней не прибавилось.

Когда беременность Гаэль замечали окружающие, Доминика делала вид, что незнакома с этой свихнувшейся на старости лет теткой. Для нее это было больной темой, и Кристофер потихоньку сказал Гаэль, что девушка безумно ревнует мать к этому ребенку. Они хоть и не ладили, но мать должна принадлежать только ей. Восемнадцать лет она была единственной, светом в окошке, а теперь в ее жизнь вторгается кто-то еще, с кем придется делить любовь и внимание матери. Гаэль имела неосторожность сказать, что хотела бы мальчика, так что удар оказался еще больнее. Не только Кристофер теперь для нее нежеланный гость, но и его будущий ребенок.

Если не брать во внимание дурное настроение Доминики, то месяц прошел вполне удовлетворительно: без особых волнений, взрывов и скандалов. Между матерью и дочерью напряжение не только не ослабло, а напротив, холодок чувствовался еще явственнее. Иногда Доминика позволяла себе отпустить язвительное замечание, но ни Гаэль, ни Кристофер никак не реагировали, стараясь сохранить мир.

В Париж они улетели в конце месяца. Доминика намеревалась остаться еще и на август: хотела на уик-энды приглашать друзей, а в будни работать в городе, в отцовском офисе. Для восемнадцатилетней девушки Доминика была умна и расчетлива, так что вполне могла жить в доме одна и управлять слугами. Сама Гаэль вместе с мужем собиралась провести август на юге Франции: Кристофер заслужил спокойный отдых после месяца пребывания под одной крышей с Доминикой.

Гаэль основательно раздалась, но нисколько не переживала по этому поводу. Счастливые и загорелые, супруги сели на самолет до Парижа. Доминика пообещала приехать на Рождество, хотя это ничего не значило. Это уже на ее усмотрение. В любом случае они прилететь в Нью-Йорк с новорожденным не смогут.

— Малыш родится в самом начале декабря. Я буду очень рада, если ты сможешь приехать, — тепло сказала Гаэль дочери на прощание.

Неделю они провели в парижском особняке — разбирали почту, занимались накопившимися делами; потом на три недели отправились навестить друзей в Сен-Тропе, где было куда спокойнее, чем в Саутгемптоне с Доминикой. К концу лета заканчивался всего лишь шестой месяц беременности Гаэль, но живот казался огромным, она жаловалась, что стала похожа на слониху, и утверждала, что с Доминикой не была такой неповоротливой. До родов еще целых три месяца, и они были уверены, что такой живот — верный признак, что родится мальчик, хотя доктор говорил, что иногда и девочки тоже бывают крупными. Доминика ведь весила девять фунтов.

Кристофер буквально сдувал с Гаэль пылинки, опасаясь чего-нибудь непредвиденного. Гаэль же была куда спокойнее — могла часами лежать в постели, прислушиваться к происходящим в ней изменениям и разговаривать с ребенком. Кристофер радовался, когда ощущал толчки, и буквально считал дни, сгорая от нетерпения увидеть малыша.

С началом осени Доминика почти исчезла из их жизни, хотя Гаэль звонила в кампус и оставляла ей сообщения. Доминика если и перезванивала, то лишь через несколько дней, говорила сквозь зубы и никогда не спрашивала о ребенке, которого считала очередным свидетельством предательства матери.

Одну из гостевых спален особняка было решено переоборудовать в детскую. Гаэль намеревалась уже в ноябре оставить работу, а после родов еще месяца три самостоятельно ухаживать за ребенком. Кристофер заверял, что станет помогать. Они уже были любящими родителями, хотя ребенок еще не появился.

К ноябрю, когда состоялась премьера фильма с музыкой Кристофера, Гаэль уже едва двигалась, но была счастлива за мужа. По радио постоянно звучала композиция и песня из фильма, друзья их поздравляли, критики превозносили музыку до небес.

Сорок один год ей исполнился в уик-энд.

— Я уродливая, жирная и старая, — в отчаянии заявила Гаэль, едва проснувшись тем утром.

Ее страшно расстраивало, что на этот раз она сильно прибавила в весе — гораздо больше, чем с Доминикой. Кто-то в музее даже пошутил, не носит ли она близнецов.

Потом Гаэль долго плакала.

Кристофер хотел сводить жену в лучший ресторан, чтобы отпраздновать ее день рождения, но Гаэль сказала, что ей только и не хватало, что наесться, так что они отправились в кино на Елисейские Поля, вернулись рано и легли спать. Лежа рядом с мужем, она чувствовала себя китом, к тому же ощущала дискомфорт: не очень болезненно, но неприятно потягивало живот.

Ее тело вело себя совсем не так, как девятнадцать лет назад, когда ей было двадцать два года. Гаэль быстро уставала, постоянно хотела спать или лежать, была неловкой и неуклюжей, на что постоянно жаловалась доктору. Только тот, похоже, считал это вполне нормальным.

Шел 1965 год. Теперь врачи даже рекомендовали будущим отцам присутствовать при родах. Беременные женщины посещали курсы дыхательной гимнастики и учились справляться с болью, смотреть фильмы, где был запечатлен весь процесс родов, вплоть до появления на свет ребенка. Кристоферу после таких сеансов было плохо: все это казалось ожившим кошмаром. Но Гаэль очень хотела видеть его рядом, и он терпел, стиснув зубы.