А что получилось у них, в Пафнутьевой, после смерти основателя? Кто в лес, кто по дрова... Каждый сам по себе. Нет, не должен быть таким монастырь. Да что теперь вспоминать, решено, он, Иосиф, начнёт всё заново.

Заканчивалась Духовная обращением к князю Андрею.

Прочитав Духовную, Иосиф слегка разочаровался: в ней не было более детального объяснения, что значит «по моему житию жити»! Понятно, что по общежительному уставу, в единодушии и единоподчинении. Но как вести хозяйство? Как относился старец к накоплению богатства монастырём, к его возможному расширению? Может, это есть в других его трудах?

Иосиф внимательно оглядел остальные бумаги преподобного, лежащие в папке, но, как и говорил казначей, кроме трёх копий с посланий великому князю и двум его родным братьям, тут более ничего не было, может, они что-нибудь объяснят?

Иосиф принялся читать их по порядку, начав с послания великому князю Василию Дмитриевичу, переписанному чьим-то ровным красивым почерком.

«Господину благоверному и боголюбивому князю великому Василию Дмитриевичу чернчищо многогрешный со своею братицею, довольные твоей к нам милостыней, низко челом бьём...»

Однако столь самоуничижающее начало послания очень быстро сменилось наставлениями, которые говорили о преподобном как о человеке независимом и достаточно уверенном в себе. Благодаря главу всех земель русских за его пожертвование обители, он тем не менее твёрдо отклоняет его просьбу умолить Господа о прощении великокняжеских грехов:

«Ты, Господин, сим смирением великое себе приобретаешь спасение и пользу душевную... Но напрасно, Господин, моление посылаешь ко мне, не могущему и о своих грехах Бога умолить. Да и как о тебе, Господин, Бога просить мне, самому по сути наполненному всяким злым делом. Мы, Господин, не можем таким образом тебя отблагодарить; но пречистая Госпожа Богородица, надежда и упование наше, испросит на тебя милость у Сына своего в сей век и будущий, а я, грешный, со своею братицей, сколько силы позволят, рад Бога молить о тебе, о нашем Господине, и о твоей княгине, и о твоих детках, и о всех крестьянах, Богом порученных тебе...»

Жаль, что из письма не понятно, какой всё же грех просил замолить великий князь, который преподобный не пожелал взять на себя, хотя в общем-то в молитве ему не отказывает. А вот ещё какая важная мысль:

«Ты же, Господин, сам думай о себе и о всём княжестве твоём. В нём же тебя поставил Дух Святой — пасти людей Господних, и сколь великой власти ты сподобился от Бога, столь большим воздаянием и должен. Воздай же долг Благодетелю, храня святые Его заповеди, уклоняясь с любого пути, ведущего в пагубу».

В Писании есть нечто подобное, ибо действительно ничто не происходит в мире без воли Божией. Но как преподобный хорошо сформулировал эту мысль, как повернул её: твоя власть от Бога и ты перед Ним отвечаешь за всё! А как образно автор Послания развивает её далее:

«Ибо когда на корабле гребец-наёмник соблазнится, ошибётся — малый вред принесёт плавающим с ним, если же кормчий — всему кораблю сотворяет пагубу. То же, Господин, и о князьях, если кто-то из бояр согрешит — не сотворит всем людям пакость, но лишь себе одному. Если же сам князь согрешит, всем людям, что под ним, будет вред. Ты же, Господин, с большой твёрдостью храни в себе добрые начала. Ибо сказал святой Апостол: «мир имейте и святыню, без неё никто не узрит Господа».

«Да уж, сей мудрый совет любому государю не повредит», — подумал Иосиф, продолжая читать Послание и размышлять о нём. О некоторых упоминавшихся в нём фактах ему приходилось лишь догадываться, ведь прошло более полувека, два поколения людей сменилось, многие события тех лет Иосиф уже не помнил. Но догадался, что недоволен был преподобный тем, как великий князь поступил со своими родичами, князьями Суздальскими, которые вынуждены были бежать со своих земель после поражения:

«И ты, Господин, Бога ради, покажи к ним свою любовь и жалование, чтобы не погибли в заблуждении в Татарских странах, да там бы не скончались. Ибо, Господин, ни царская, ни княжеская, никакая иная власть не может нас избавить от нелицемерного суда Божьего... Возлюбленный же пишет Иоанн Богослов: «Если кто говорит Бога люблю, а брата своего ненавижу, лжец есть...»

Иосиф дочитал Послание и с великим благоговением опустил его на стол, восхищенный тем, сколько мудрости было заключено в этих невеликих строках. Решил, что надо будет переписать всё для себя.

Достал следующий лист с письмом, адресованным князю Юрию Дмитриевичу, удельному князю Звенигородскому и Галичскому, тоже сыну Дмитрия Донского. Начиналось оно столь же покорно и уничижительно, что и предыдущее, мол, «чернчище многогрешный челом бьёт». Это, судя по всему, был ответ на какое-то пожертвование князя в монастырь с жалобой на тяжёлую болезнь жены и пожелание приехать к старцу на беседу и за отпущением грехов. Иосиф вновь с удовольствием вчитывался в тонкие и умные поучения преподобного:

«... а что, Господин, скорбишь о своей княгине, что в недуге лежит, — то, Господин, воистину, не что иное, как человеколюбие Божие и Его внимание есть к вам, чтобы себя исправили к Нему... покайтесь от всей души... Ибо, Господин, кто милостыню творит, да ещё и молить Бога за себя велит, а сам не бросает неподобных дел своих, ничем не поможет себе, и Бог не будет благоволить к такому приношению. И вы, Господин, посмотрите на себя и исправьтесь к Богу...»

Видать, чем-то крепко нагрешил Звенигородский князь в глазах старца, может, предчувствовал преподобный, что в будущем станет Юрий претендовать на великое княжение, попытается согнать племянника с московского престола, чем смуту великую посеет в государстве, много людей погубит и ослабит всю землю русскую. А может быть, преподобный уже знал о притязаниях князя Звенигородского на великое княжение и прозрел предстоящую смуту? Бог весть! Не случайно же столь велик был старец! И не случайно столь сурово отвергает преподобный просьбу князя о приезде:

«Бога ради, не моги того учинить, чтобы к нам приехать, ибо то моих ради грехов искушение падёт на меня, если приедешь ко мне. Потому, Господин, извещаю тебя, нельзя тебе нас видеть. Покину, Господин, монастырь и ступлю прочь, куда Бог наставит... Сам себе порассуди: ведь твоей отчины в сей стороне нет, и как только ты поедешь сюда, все люди начнут говорить, что ради Кирилла только поехал. Да, был, Господин, здесь князь Андрей, брат твой, так ведь это его отчина и нам пришла нужда, нельзя ему, своему Господину, челом не ударить...»

Дважды прочёл