– А что имортизм?

– Для имортизма самое важное – человечество должнопродолжать свою биологическую и социальную эволюцию! Это – единственно важное,а все остальное: границы государств, целостность стран, личные права и свободы,благополучие – второстепенны, настолько второстепенны, что не заслуживают дажеупоминания.

– Ого!

Я спросил горячо:

– Разве не так?

– Так, но…

– В чем для вас «но»?

– У вас программа несколько… звездная, что ли. В смысле, назвезды смотрите, в то время как политики должны смотреть под ноги. Так вырытьдругому яму, чтобы тот не сумел использовать, как окоп.

Я засмеялся, день тяжелый, но заканчиваю его победнымаккордом: Бронник не зря футуролог номер один на планете: все его расчеты ипредсказания сбываются с удивительной точностью. За рубежом устали переманиватьк себе, теперь упирают на то, что весь мир един, человечество едино, и ондолжен работать на всех, а не только на регион, занимающий… занимавший шестуючасть суши.

– Сергей Владимирович, – сказал я, – теперь мы,как никогда, нуждаемся в вашем ясном уме. Но дело не только в спешном изменениивсех сценариев, которые вы сделали…

Он прервал:

– Я покажу вам свои последние сценарии, а то не поверите. Яне только предсказал появление новой религии, что поведет за собой весь мир, нои указал, где она появится… А едва так и случилось, я начал разрабатыватьсценарии…

Он замялся, испытующе посмотрел на меня.

– Любые ресурсы! – сказал я твердо. – Любыемощности, любое количество сотрудников.

– Вы не ошибаетесь, – проговорил он срасстановкой, – что придаете такое большое значение Центру стратегическихисследований. В распространении имортизма открываются такие перспективы… такие,что просто дух захватывает! Но есть и тревожащие провалы.

– Приступайте немедленно, – попросил я.

– Уже приступил.

Еще в первый же день мне указывали, что нехорошо-дедопускать к личной переписке бывшего президента посторонних лиц, а они всепосторонние, кроме вступившего в должность нового президента, но… иные времена– иные песни: сугубо личную президент взял с собой, а что касается личногообщения с главами иностранных держав, так это мне решать, кому что читать.

Вертинский с моего позволения даже остался ночевать вКремле, настолько ушел с головой в эти кремлевские тайны, и, когда я, почистивзубы, принялся за утренний завтрак, он позвонил, сообщил задыхающимся отвозбуждения голосом, что отыскал такое, такое отыскал, что…

– Вам нужно обязательно посмотреть! – настаивал он.

– Я в левом крыле, – сообщил я. – Можетеприсоединиться к завтраку, хотя свою долю не отдам. Как там: завтрак лопай сам…

Минут через пять он уже ворвался в столовую, охрана лишьпереглянулась, промчался к моему столу.

– Там просто бессовестные пакты, – выпалил он. –Это возмутительно!

– Молотова—Риббентропа?

– Хуже, намного хуже!.. Я вот принес…

Я отмахнулся, постарался, чтобы голос звучал твердо:

– Иван Данилович, я давно уже не юрист. Меня не интересует,кто у кого сколько украл. Слон мышей не ловит. Ройтесь с целью, чтобы найтинечто для пользы имортизма, а не для «восстановления справедливости» а-лядемократишен.

В столовую вошел Потемкин, взгляд его не сразу отыскал нассреди флагов и гербов, наконец узрел, остановился с государственным выражениемна лице. Вертинский сказал с неловкостью:

– Мы вместе рылись…

Я помахал Потемкину, он подошел, церемонно поклонился. Яуказал на свободный стул.

– Вы что же, спать не ложились?

– Немножко вздремнули, – сообщил Потемкинскромно. – Но от чашки крепкого кофе отбиваться не стал бы. Приходитсянаверстывать, я ведь на период предвыборной борьбы покидал пост…

Он поставил рядом с тарелкой наладонник, разложив его, каккувертную карточку. На экране с высоты памятника Пушкину волнуется толпа,втискиваясь в слишком узкое по утрам жерло подземки, по проезжей части сплошнымпотоком автомобили, останавливаются, снова двигаются с черепашьей скоростью…

Вертинский покосился на переливающееся всеми цветамиизображение, из груди вырвался короткий смешок:

– Самое удивительное, что мы едва ли не единственное в миреправительство, что не солгало избирающим. Не солгало! И в то же время… они хренполучат то, что наобещано. Ситуевина, с имортизмом, как с той девкой, что вполк… Каждый берет то, что доступно его уровню. Доступно, увы, немногое…Всерьез верят, что бессмертие получат… все! У нас же демократия, равенство, вседелим на общество, то есть отнимаем у работающих и даем всем этим наркоманам,уголовникам…

Потемкин сказал с неудовольствием:

– Что это вы поворачиваете как-то странно? По-вашему,обманем? Господин президент, это ничего, что я уже и себя присобачиваю кпобедившей партии? Ничего подобного, не обманем! Бессмертие получат все. Все…достойные.

– Ага! – злорадно каркнул Вертинский.

Я ел молча, бифштекс подали настолько мягкий и нежный, чтоне пришлось даже пользоваться ножом, отделяю вилкой, как котлету, зубывпиваются с жадностью, горячий сладостный сок брызгает на язык и в небо, зубыпоспешно разминают мясо, мышцы забрасывают мягкий теплый ком в широкую трубу,ведущую вниз, а зубы уже погружаются в новый.

Потемкин жадно пил кофе, возразил после паузы:

– А что не так? Все достойные, вне зависимости от взглядов,пола, формы глаз. Недостойными я полагаю тех, кого полагаете и вы. Кого считаетнедостойными весь мир: наркоманов и уголовников. Можно добавить всехполуживотных, кто просто существует и ничего не делает для общества.

Вертинский спросил коварно:

– А можно ли считать полуживотным слесаря, который все-такивытачивает из года в год одну и ту же деталь, нужную в автомобилестроении?

– Если делает по зову сердца, – ответил Потемкин взатруднении, – то надо еще подумать. А если надо на что-то жратаньки, атак любую работу ненавидит, всю жизнь бы пил да трахался, то на хрена он вбессмертии?.. А почему молчит господин президент? Он что, не танцует? Он что,Фаберже?

Я сказал в некотором раздражении:

– Не видите, жру я. И вообще, не увязайте и меня в своеувязанье не тащите. Мы пришли к власти на вере избирателей, что с партиейимортов вот-вот достигнем бессмертия. Это – главное. Это не ложь, с нашейпартией бессмертие в самом деле получим намного быстрее, чем с любой другой. Авот теперь не спеша и через какое-то время будем внедрять мысль, что дляимортизма надо всего-таки помыться и почиститься. Грязных не берем. Хотькакой-то минимальный ценз будет… ну, скажем, обязательность высшегообразования.