– Но мы сами – природа!

– Сама себя познающая, как считают сейчас. Добавим, что ещеи сама собой управляющая. И управляющая остальным миром… в меру своих сил, чтовсе растут.

Александра улыбнулась нам, глаза оставались томными изовущими, ее такой и принимают, устраивает всех, в том числе Коваля и ребят изсекретной службы. Александра владеет смертоносной техникой рукопашного боя, какона сама сказала, а со слов Коваля – с завязанными глазами всаживает всю обоймув карточного туза, а также не промахивается, стреляя в прыжке, кувырке, отбиваяодной рукой удары инструктора.

Сейчас ее взгляд скользнул по Броннику, задержавшись наинтимном месте, что могло бы показаться сексуальным призывом, но это был всеголишь аналог ощупывания и охлопывания на предмет скрытого оружия.

Мы вошли в мой кабинет, Бронник зябко повел плечами:

– Да-а-а, в окружении таких красавиц… удается ли работать?

Я удивился:

– Работа при чем?

– Эта красотка даст сто очков Монике Левински…

Я сдержанно усмехнулся:

– Дорогой Сергей Владимирович! Конечно, красивые стройныеженщины – это класс, но для траханья я предпочитаю что-нить потолще. Как хохол,которому нужно обязательно подержаться за толстый живот. Траханье – древнейшийинстинкт, а этот инстинкт мощно говорит, что свою личинку надо запустить вхорошее место, где много корма. Так оса откладывает яичко в толстую муху,жирного жука или толстую-претолстую гусеницу, чтобы растущей личинке было чемкормиться. Не секрет, что для ребенка организм матери – всего лишь наборстроительного материала, из которого он лепит свой организм, из-за чего у неепортятся зубы, ибо кальций идет на кости, катастрофически быстро расходуютсяминералы и металлы…

Он уже уселся в глубокое кресло, глаза блестели отлюбопытства, слушает очень внимательно, я раскрываю интимное, а о человекебольше всего можно узнать именно по отношению к интимному.

– Так вот инстинкт, – продолжил я, – которомумиллиарды лет, во мне говорит громко и ясно. Какого хрена уступать эстетическойхреновине, которой от силы несколько тысяч лет? А то и намного меньше, стоитвспомнить коровистых красавиц Рубенса! Вот где можно было, как хохлу, обеимируками…

Он сдержанно засмеялся:

– Чем больше вас узнаю, тем больше уверываюсь, что поступилправильно, сев с вами в машину.

Я коснулся кнопки вызова:

– Александра, еще не спишь?.. Принеси, пожалуйста,чего-нибудь перекусить. А также… Сергей Владимирович, что пьете?

Он сдержанно улыбнулся:

– В этом я уже имортист – только воду. И соки. Люблю, знаетели, ясную голову. И здоровую печень. А вы?

– На пути, – ответил я с неловкостью.

Он покачал головой:

– Странно, да? Создатель имортизма, а не в белом.

– Белые крылышки потом пририсуют, – сказал я.

На край стола опустился поднос, Александра переставилатарелочки с вегетарианской едой, а также для меня бутерброды с сыром и мясом.Улыбнулась Броннику, перед ним появился хрустальный бокал, бутылка сминеральной водой. Мне поставила прозрачную чашку с морковным соком. Яскривился, предпочел бы кофе, Александра покачала головой, ведет счет, амедики, видите ли, не советуют.

Бронник проследил за нею очень внимательно, но заговорил нераньше, чем она вышла и закрыла за собой дверь:

– Вы делаете ставку на элиту, на интеллектуальную элиту. Этопонятно. Ну, а как быть с простым народцем? Который и раньше требовал panem etcircenses, а сейчас, когда его уравняли в правах с элитой, он и вовсе сталкачать права. Это, знаете ли, массы! Я слышал, что недовольные вашей элитарнойполитикой собираются выдвинуть против вас самый неоспоримый аргумент…

– Какой?

Он удивился:

– Не знаете? Поговаривают о митинге, что соберется прямо наКрасной площади, где вам и выдвинут требования… Это, знаете ли, не виселица наКрасной площади, про которую везде в лапти звонят! Хоть и ужаснуло всех, номногие втайне одобрили. А кто и вслух. Но против митинга уже так не попрешь…

Я сказал медленно:

– К простому человеку можно относиться по-разному. Русскиеразночинцы увидели в нем не просто человека, а сосредоточение всех нравственныхценностей, которое не развратило богатство. Дальше эту благородную, ноошибочную идею подхватили марксисты и, совершив революцию, начали воспитыватьпростого человека, тянуть его за уши в бла-а– агародные. Ну там: среднееобразование для всех, каждая кухарка должна уметь управлять государством,указывать интеллигенции, что писать и сочинять, а ученым – что открывать, а чтозакрывать…

Он усмехнулся:

– Помню то время.

– Так вот, чрезмерная забота о неустанном повышении своегокультурного уровня не просто тяготила, но и раздражала. Вызывала протест.Коммунисты переоценили уровень простого человека, это все еще редкостнаясвинья, нельзя за одно поколение вытащить его из грязи. На это понадобится стопоколений, да и то… Я скорее поверю в переделку его генной структуры опытнымигенетиками. Словом, как только удалось избавиться от опеки и неустанногокарабканья на высокую гору культуры, человек с удовольствием покатился вниз,прямо в болото демократии, там с наслаждением перемазался грязью, захрюкал отудовольствия, закричал счастливо, как это здорово, оказывается, быть свиньей,варваром, Конаном, скотиной. А творческая элита, стараясь угадать его желания изаработать на них, поспешно выпускает фильмы и баймы, где героями являютсягангстеры, мафиози, киллеры, проститутки, гомосеки, извращенцы, бандиты,уголовники, сутенеры…

– Да, это пользуется большим спросом, – сказал он ипомрачнел, – очень большим.

Я усмехнулся:

– Не стесняйтесь признаться, что сами предпочитаете то, чтопроще. Это в каждом из нас. Никто не будет неделями биться в байме над труднойзагадкой, когда можно воспользоваться читами и пройти все левелы бессмертным ине заботящимся о количестве патронов. Высокая литература слишком многого от настребует.

– Слишком?

Я поправился:

– Просто требует. А западная литература всего лишьразвлекает. Потому ее рейтинг у нашего человека выше… Следует понять, что мы,человечество, оказались внезапно на вершине горы голыми и босыми… ипродуваемыми всеми холодными ветрами. Вся теплая одежда старых философий,учений, даже религий – растворилась, как сырой туман под ударами ветра изтретьего тысячелетия. Мы – голые! У нас ничего не осталось, а демократия,фашизм, тоталитаризм, теократия – пустые слова, даже сухая шелуха слов, чтопотеряли значение… А если попытатьcя им следовать – это принесет гибель родучеловеческому.