«Если здесь и обитали привидения, они были столь жестаромодными и чопорными, не употребляли вульгарных слов, стенали вполнеблаговоспитанно и не выставляли напоказ ржавые цепи». Он ничуть не удивился бы,встретив домового, обряженного в отглаженную ливрею с гербовыми пуговицами.

– Их сиятельство старый граф ждет в библиотеке, –сказал дворецкий.

– Но нам нужен молодой…

– В этом доме подчиняются распорядку, заведенномустаршим графом, ваша милость, – отрезал дворецкий со столь непреклоннойучтивостью, что Сварог замолчал.

Старый граф поднялся ему навстречу из-за огромногокорромандельского[20] письменного стола – высокий и худой,прямой, как луч лазера, очень похожий на Леверлина, только длинные волосысовершенно седые. Подлинный аристократ – потому что выглядел величественнеелюбого дворецкого, а этого было невероятно трудно достигнуть. Рядом с ним стоялстоль же старый человек в коричневой сутане с крестом Единого на груди – триперекладины и цветущее дерево вместо четвертой, верхней. Сварог порадовался,что не зря листал старые книги и нарядил Мару в платье до пола, фасона временкоролевы-матери, – юность старого графа пришлась на эти именно бурныегоды.

Все действующие лица разглядывали друг друга с соблюдениеммаксимально возможной учтивости.

– Во времена королевы-матери столь юные девушки нестриглись столь коротко, – сказал наконец старый граф. – Косасчиталась непременной принадлежностью всякой подлинной дворянки.

Он не предложил сесть, что было плохим признаком.

«Выставят», – подумал Сварог.

И сказал столь же холодно-учтиво:

– Возможно, вину этой юной дамы искупает то, что вдворянство она была возведена считанные дни назад…

– Это совершенно меняет дело, – согласилсяграф. – Однако для подобных случаев были предусмотрены накладные косы. Выоб этом не знали?

– Не подозревал…

– Надеюсь, ко времени вашего второго визита упущениебудет исправлено… если таковой визит состоится… Позвольте предложить вам креслаи представить моего духовника отца Калеба, священника храма на улице СмиренныхБратьев (Отец Калеб молча склонил голову). У меня к вам несколько вопросов,барон… барон Готар, как мне доложили. Что до вашего баронства, не вижу ничегодурного в том, что старинный обычай ваганума был соблюден должным образом.Насколько мне известно, все происходило в полном соответствии с традициями. Даи предшественник ваш являл собой образец редкостной скотины, позорившей званиедворянина. Однако… Время от времени я смотрю телевизор…

– Вы?! – искренне удивился Сварог. Насколько онбыл наслышан, граф считался яростнейшим противником всех и всяческих новшеств,в доме у него не было ни ташей, ни карбильских ламп[21].

– Как лояльный подданный императрицы, я обязанповиноваться высочайшим указаниям. Смею вас заверить, я смотрю лишь придворнуюхронику, пренебрегая пошлейшими фиглярскими зрелищами. И едва лишь мнепредставится случай лицезреть императрицу, я немедленно выскажу все, что думаюо ее непозволительно коротких юбках – разумеется, в тех выражениях, какие титулованныйдворянин может употреблять в присутствии венценосной особы. Но мы отвлеклись… Вчисле сопровождающих императрицу придворных мне довелось видеть и вас – вгвардейском мундире, со знаками камергера. Я не покажусь вам чрезмерноназойливым, если попрошу представиться полным титулом?

– Отнюдь, – сказал Сварог. – Лорд Сварог,граф Гэйр, барон Готар, лейтенант Яшмовых Мушкетеров, камергер двора, кавалерордена Полярной Звезды…

В глубине души он рассчитывал произвести впечатление – новышло, похоже, совсем наоборот.

– Ваше небесное великолепие! – сварливо сказалграф. – Позвольте на правах старшего по возрасту выразить вам своерешительное порицание. Появлением на земле без надлежащей свиты и несоблюдениемдолжного этикета вы позорите ваши титулы и положение. Говорю это вам совершеннооткровенно. Буде вы чувствуете себя оскорбленным, прошу назвать вид оружия,какой вы предпочитаете, и с таковым проследовать со мной на лужайку переддомом. Если вы верите в Единого, отец Калеб выслушает и мою, и вашу исповедь,как требует дуэльный кодекс. Если же вы поклоняетесь ложным богам, предоставляювам время, дабы совершить языческие ритуалы…

– Я вовсе не чувствую себя оскорбленным, – сказалСварог. – Ваши справедливые упреки наполняют мое сердце раскаянием… –Больше всего он боялся, чтобы Мара не фыркнула.

– Рад, что вы, в противоположность большинству нынешнихмолодых людей, способны испытывать раскаяние… Поймите, юноша: дворянин можетстранствовать переодетым в костюм человека, стоящего ниже его на общественнойлестнице, лишь в двух случаях: когда речь идет о выполнении возложенной личновенценосной особой миссии либо, – он сложил губы таким образом, что этомогло означать и улыбку, – либо когда дело касается любовной интриги. Ввашем случае, насколько я понимаю, дело обстоит иначе, и это позволяет мневыступить с упреками…

«Ну, я ж тебя», – подумал Сварог, почтительно склоняяголову:

– Ваше сиятельство, буквально на днях ГеральдическаяИмператорская Коллегия постановила: лица, обладающие и земными, и небеснымидворянскими титулами, вправе держать себя с соблюдением того этикета, каковойтребуется для обладателя какого-то одного титула.

Что было чистой правдой. Вот разве что единственнымобладателем и земного, и небесного титулов был сам Сварог…

– Это совершенно меняет дело, – сказалграф. – Прошу простить за поспешность. Однако очередного выпуска альманахаГеральдической Коллегии я еще не получал, что и подвигло на непродуманныевысказывания… – Он торжественно выпрямился. – Можете всецелорасполагать мною, барон. Любое мыслимое содействие, какое только потребуется…

– Благодарю, – сказал Сварог. – Любоемыслимое содействие оказывает ваш сын.

Граф пошевелился – для него это явно было внешним признакомволнения.

– Следовательно, я могу с полным доверием отнестись кего патенту на орден? Признаться, я не считаю этого шалопая способным наподделку бумаг императорской канцелярии, но вся эта история весьма загадочна –столь высокий орден на груди юнца столь сомнительной репутации… Поневолезакрадываются сомнения…

– Отбросьте сомнения, – сказал Сварог. – Вамизвестно, что случилось недавно в Харлане?

– Разумеется.

– Мы там были вдвоем. И это все, что я могу сейчассказать.