во мне?» Он развлекал меня, возил меня по магазинам, покупал мне самые роскошные вещи: я не могла выглядеть как семнадцатилетняя девушка — вот что он пытался добиться среди прочего. А ночь всегда посвящалась амурным играм, он всегда меня преследовал, всегда старался произвести на меня впечатление. В некотором смысле это было совершенно нормально: это было как раз тем, что стал бы делать юноша семнадцати — восемнадцати лет, словно у него все еще оставалось сомнение — буду ли я ей по — прежнему нравиться? Или — достаточно ли я произвожу на нее впечатление? Он словно никогда по — настоящему не чувствовал, что может называть меня своею».

Один раз, где — то в начале ее визита, он поставил ей несколько ацетатных дисков со своей самой последней записью в присутствии группки парней, и она совершила ошибку, честно высказав ему свое мнение. Они ей понравились, сказала она, они действительно очень милые, но жаль, что это не в его старом рок — н–ролльном стиле вроде «Jailhouse Rock» — это действительно заводит его поклонников. «Черт подери, — взорвался Элвис.

— Я не спрашивал твоего мнения о том, в каком стиле я должен петь. Я спросил тебя, понравились ли тебе эти песни, только и всего. Я достаточно слышу мнения любителей. Хватит и их».

Он прошагал в спальню и хлопнул дверью, оставив ее сконфуженной и уязвленной: как она могла быть такой глупой? Это было только еще одно свидетельство того, что она была не на своем месте. Вокруг никого больше не было, и через некоторое время дверь открылась, и она увидела Элвиса. Он поманил ее к себе, запер за ними дверь и усадил ее на краешек кровати. К ее удивлению, он не только извинился, но и провел остаток дня, стараясь всячески загладить свою вину. Однако с этого момента она научилась держать рот на замке в присутствии других, она увидела, что и другие становятся жертвами тех же капризов и вспышек гнева, и усвоила, что «существовали определенные правила. Нужно было придерживаться этих правил. Чем больше знаешь, тем дольше продержишься».

В их последнюю ночь вместе она снова умоляла его скрепить их отношения физической близостью, и хотя он по — прежнему отказывался лишить ее девственности, «он удовлетворял каждое мое желание. «Я хочу, чтобы ты вернулась такой, какая ты теперь», — сказал он ей. — И помни, я всегда буду знать».

Она вернулась к своим родителям переродившейся. Когда она впервые увидела их, «моя мама плакала от радости… а мой отец приветливо улыбался. Но стоило мне подойти ближе, выражение радости на их лицах сменилось выражением абсолютного ужаса. Мой отец сердито отвернулся. Какое — то мгновение моя мама просто смотрела на меня. Затем она полезла в кошелек, вытащила зеркальце и сунула его мне. «Посмотри на себя. Как ты могла сойти с самолета в таком виде?» Она тут же поняла. По лицу у нее была размазана косметика, пышная прическа растрепалась, она больше не была их маленькой девочкой. Она ощутила стыд и желание сказать что — нибудь дерзкое. Все ее мысли были об одном — как ей снова вернуться к своему любовнику.

Элвис с парнями вернулся в Мемфис сразу же после отъезда Присциллы в начале июля. Мемфис на самом деле не много предлагал в смысле развлечений — только не после Лас — Вегаса. Они всякий раз арендовали «Мемфиэн», когда Элвису хотелось пойти в кино; три — четыре вечера в неделю они арендовали «Фэрграундз»; и Элвис с гордостью показывал свой автофургон всякому, кто проявлял интерес. Было много таблеток и много вечеринок, и в это лето у них с Анитой произошел окончательный разрыв.

Нужно было быть слепой, чтобы не заметить перемену в нем. Никому не нужно было ничего ей рассказывать, все и без того было видно. Недомолвки, перешептывания и заговорщические жесты — все это было очевидно, и все более очевидно становилось то, что в любом случае Элвис никогда на ней не женится. «Мне хотелось мужа, мне хотелось дом и семью. Не важно, что некоторые люди могли этого не хотеть, я хотела всего этого и видела, что ничего не меняется, что вокруг него по — прежнему постоянно девушки. Он уверил меня, и я действительно поверила, что они не имеют для него значения, что он хорошо с ними обращается потому, что они его поклонницы, и что он всегда будет возвращаться ко мне; и каждый раз он снова и снова уверял меня, что все это так.

Но теперь мне было уже за двадцать, и я была готова выйти замуж и завести семью, и тут я узнаю, что из Германии к нему приезжала эта маленькая девочка, — я просто не могла поверить. Поэтому я приняла решение. Это было очень трудное решение, потому что я любила его, он был моей первой любовью, и мне так тяжело было расставаться с ним, с тем, что мы делали вместе, потому что я знала, что никогда в моей жизни не будет ничего подобного, — однако я была готова к такому шагу. Так что однажды днем — он сидел с мистером Пресли за обеденным столом и завтракал — я сказала ему, что собираюсь уйти от него, что у нас нет будущего; мы оба плакали, и мистер Пресли растрогался и сказал: «Такое показывают по телевизору. Может быть, в один прекрасный день вы снова будете вместе». Нет, сказала я, не думаю, что это случится, а Элвис произнес: «Ах, малыш, надеюсь, я правильно поступаю, отпуская тебя». — «Это неизбежно», — сказала я, пошла и позвала своего брата, потому что у меня было много вещей в Грейсленде. Он приехал, вынес вес мои вещи из бабушкиной комнаты, мы погрузили их, и я поехала домой к Джэксону и жила там некоторое время».

Правда, все это произошло уже после того, как она заявила 6 августа газете, что готова «заняться карьерой». Элвис не готов остепениться, поведала она репортеру «Пресс — симитар», и ей приходится думать о том, что ей делать самой. В ближайшее время у нее состоится запись в Нэшвилле, сообщила она; название песни — «Love's Not Worth It»[21]. Ее предыдущий диск, указывала с некоторой язвительностью газета, назывался «I'll Wait Forever»[22].

Элвис, со своей стороны, чувствовал одновременно вину и облегчение. Он знал, что некоторые парни считали, что Анита слишком печется о своей карьере; даже Полковник замечал, что она иной раз слишком сильно желала видеть