— Благодарю вас, Джон, — радостно отозвалась я. — Вы простодушечка.

— Меня зовут Джонатан. — Он плотно закрыл за мной дверь. Приэтом не раздалось никакого щелчка.

Я повернулась, оглядывая переднюю контору Каламака. На видона казалась вполне обычной— правда, в плане омерзительного изобилия кабинетакрупного руководителя, В стену рядом со столом был встроен блок всевозможнойэлектронной аппаратуры, где кнопок и переключателей было столько, чтозастыдилась бы любая студия звукозаписи. Другая стена щеголяла громадным окном.От проливавшегося в это окно солнца светился мягкий ковер. Я знала, чтонахожусь слишком глубоко в здании, чтобы окно и вышеупомянутые солнечные лучибыли настоящими, однако все это оказывалось весьма кстати, гарантируя мнепредельно подробный осмотр помещения.

Поставив свою сумочку рядом со стулом напротив стола, яподошла к «окну». Держа ладони на бедрах, я разглядела кучку каких-то детишек,ссорящихся над упавшими яблоками. И удивленно подняла брови. Инженеры явнонапортачили. Сейчас был полдень, и тени от яблонь не могли быть настолькодлинны.

Найдя для себя удовлетворение в инженерном недочете, япереключила внимание на автономный аквариум, расположенный у задней стены застолом. Там мирно сосуществовали морские звезды, голубые девы, желтые танги идаже морские коньки. Все они явно не сознавали о том, что океан плещется впятистах милях к востоку. Тут мои мысли вернулись к мистеру Фишу,удовлетворенно плавающему в своей маленькой стеклянной чаше. Я нахмурилась — ноне от зависти, а просто раздосадованная непостоянством удачи в этом мире.

На столе у Трента имелись обычные прибамбасы, дополненныенебольшим фонтанчиком из черного камня, по которому журчала вода. Экраннаязаставка его компьютера представляла собой прокручивающуюся строчку из трехчисел: двадцатки, пятерки и единицы. Довольно загадочное сообщение. В самый угол,где стены встречались с потолком, была втиснута подозрительная камера. Еекрасная лампочка бесцеремонно мне подмигивала. Итак, за мной наблюдали. Затеммои мысли вернулись к разговору Джонатана с загадочным Са’аном. Очевидно, моюлегенду с Фрэнсиной уже раскусили. Но если бы меня захотели арестовать, они быуже это сделали. Похоже, у меня было что-то такое, чего мистеру Каламакухотелось. Моего молчания? Я должна была это выяснить.

Ухмыляясь, я помахала камере и устроилась за столом ТрентаКаламака. Я представила себе переполох, который я наводила, начиная здесьрыться. Итак, первым делом ежедневник. Тем более, что он был любезно раскрыт настолешнице. В отметке о визите Фрэнсиса его имя было зачеркнуто, а рядом стоялкарандашный знак вопроса. Вздрогнув, я пролистала журнал назад до того дня,когда секретаршу Трента арестовали с «серой». И ничего необычного там не нашла.Хотя фраза «Гентингтона в Урлих» привлекла мое внимание. Он что, контрабандойлюдей из страны вывозил? Ну и ну.

В верхнем ящике стола опять-таки ничего необычного несодержалось: карандаши, авторучки, пачки клейких бумажек для заметок и серыйоселок. Я задумалась, о чем таком вообще Трент мог заботиться настолько, чтобыэто оберегать. Боковые ящики содержали в себе помеченные цветовым кодом папки,касающиеся его имущественных интересов вне поместья. Дожидаясь, когда женаконец кто-нибудь явится дать мне по рукам, я стала эти папки пролистывать. Вчастности, я узнала, что пекановые рощи Трента пострадали в этом году отпоздних заморозков, но что его клубничные плантации на побережье с лихвойвозместили убытки. В конце концов я плотно задвинула ящик, удивленная тем, чтодо сих пор никто так и не пришел. Может, им было любопытно, что же я там такоеищу? Лично я знала, что.

Если запасец, обнаруженный мной в нижнем ящике, что-либозначил, у Трента была склонность к кленовым леденцам и доповоротному виски, Яиспытала сильное искушение откупорить почти сорокалетнюю бутылку и попробовать,но решила, что подобное бесчинство мигом приведет сюда взбешенных наблюдателей.

Следующий ящик был полон аккуратно уложенных компьютерныхдискет. «Ух ты!»— подумала я, выдвигая его еще дальше.

— Альцгеймера болезнь, — прошептала я, ведя пальцем посамодельному ярлыку. — Аневризма аорты, астма сердечная, гангрена газовая,гепатит, гепатит... — Там было всего восемь ярлыков с гепатитом. Депрессия,диабет... Тут меня осенило, и я стала смотреть назад. Ага, вот она— Гентингтонахорея. Мой взгляд переметнулся на ежедневник, и я резко задвинула ящичек.Брр...

Откидываясь на спинку роскошного Трентовского кресла, ястянула ежедневник себе на колени. Затем начала с января, медленнопереворачивая страницы. Примерно каждые пятьдесят дней уходила партия.Обнаружив закономерность, я невольно задышала быстрей. Хорея Гентингтона уходилакаждый месяц в один и тот же- день. Я принялась листать туда-сюда. Каждая изэтих болезней уходила в один и тот же день месяца. Между отправкой разныхпартий проходило несколько дней. Медленно втягивая в себя воздух, я взглянулана ящик с дискетами. Я определенно на что-то такое наткнулась. Выхватив однудискету из ящика, я вставила ее в компьютер и подвигала мышкой. Проклятье.Защищенный пароль.

Послышался негромкий щелчок щеколды. Вскакивая на ноги, янажала на кнопку, чтобы извлечь дискету из дисковода.

— Добрый день, мисс Морган.

Это был Трент Каламак. Спешно засовывая дискету себе вкарман, я отчаянно старалась не покраснеть.

— Прошу прощения? — отозвалась я, врубая на полную катушкусвой гордый шарм. Они знали, кто я такая. Вот так сюрприз!

Закрывая за собой дверь, Трент поправил нижнюю пуговицусвоего серого полотняного пиджака. Обезоруживающая улыбка слегка изгибала чертыего чисто выбритого лица, придавая ему наружность моего ровесника.

Волосы Трента носили в себе ту прозрачную белизну, какаяобычно свойственна лишь некоторым детям. В меру загорелый, он выглядел так, какбудто его запросто можно было уговорить отдохнуть у бассейна. Вообще Трентвыглядел слишком приятным мужчиной для того богача, каким он, по слухам,являлся. Нечестно было сразу иметь и кучу денег, и симпатичную внешность.

— Вы предпочитаете быть Фрэнсиной Перси? — спросил Трент,разглядывая меня через очки в проволочной оправе.

Я засунула за ухо выбившийся локон, отчаянно стараясьпринять беззаботный вид.

— Вообще-то нет, — призналась я. Мне следовало по-прежнемуиметь несколько карт для игры, иначе он просто не станет тратить на меня время.

Трент Каламак в озабоченной манере двинулся за свой стол,вынуждая меня отступить на другую сторону. Садясь, он придержал свойтемно-синий галстук. Затем поднял взгляд и изобразил чарующее удивление,заметив, что я все еще стою.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал Трент, на секунду показываямне свои небольшие, ровные зубы. Затем он нацелил пульт на следящую камеру.Красный огонек погас, и Трент отложил пульт в сторону.

Однако я по-прежнему стояла. Я никак не могла довериться егостоль непринужденному приему. Тревожные колокольчики звенели у меня в голове,заставляя желудок сжиматься. Недавно журнал «Форчун» представил Трента Каламакана своей обложке как самого желанного холостяка прошлого года. На снимке Трентбыл дан почти в полный рост (если точнее — от головы до коленей). Он небрежноопирался о дверь, на которой золотыми буквами значилось название его компании.В его улыбке была неотразимая смесь уверенности и загадочности. Некоторыхженщин подобные улыбки жутко притягивают. А лично меня настораживают. Той жесамой улыбкой Трент одаривал меня и сейчас, сидя у себя за столом и положивчисто выбритый подбородок на холеную ладонь.