– Мы можем, а главное, мы пойдем. Но сначала допей свой кофе.

Спокойные дни омрачали ссоры по пустякам, а неспокойные – грандиозные скандалы с истериками, придыханиями и заламыванием рук.

Субботним днем, когда ничего не предвещало беды, Джонни напился до полусмерти. Он распластался на голом холодном кафельном полу кухни и задумчиво курил траву, глядя в потолок. Эстер давно перестала бороться с его дурными привычками и пустила ситуацию на самотек. Она успокоила себя тем, что ей нужно платить чем-то за жизнь с таким человеком. Под словом «таким» Эстер, конечно, подразумевала безоговорочный талант Джонни. Эстер нравились его вкус, видение красоты, острый ум и особенно шутки. Ей льстило, когда Джонни в волнительном предвкушении вел ее оценивать очередную работу. Эти минуты были самыми интимными в их жизни. Не то время, когда они занимались любовью, и даже не в ночные часы, когда шепотом делились тайнами, но моменты, когда Джонни, беззащитный как ребенок, воодушевленный и наивный, представлял на суд Эстер свои картины. В эти мгновения он был самым ранимым на планете. Любое случайное слово и даже неверно истолкованная мимика могли задеть его.

Эстер искренне верила, что он талантлив, – ей не приходилось кривить душой, когда в очередной раз она повторяла: «Мне безумно нравится. Что тебя вдохновило?» Тогда Джонни оживал, забывая обо всех своих демонах, забывая о гнетущем чувстве пустоты, и долго и обстоятельно рассказывал о мотивах и процессе создания картины. Эстер слушала не перебивая. Она знала, что сейчас Джонни счастлив. Сейчас Джонни не чувствует боли. Сейчас нужно помолчать.

– Почему ты куришь дома? – укоризненно спросила Эстер, переступая через Джонни. Она намеревалась открыть окно. Запах марихуаны заполнил кухню и уже начал проникать на второй этаж.

– Чего ты докопалась до меня? Тебе вечно что-то не нравится, – огрызнулся Джонни. Его красивые блестящие волосы разметались по полу, как золотистые ниточки. Эстер смерила его недобрым взглядом.

– Ты опять пьян! Ты опять накурился! Ты становишься все хуже и хуже.

– Ты мне будешь о морали говорить? – нахмурив брови, спросил он.

– Почему нет?

– Ты? Девушка, которая ушла от своего мужа? Которая спит черт пойми с кем, оставаясь при этом замужем? Которая готова была трахаться со мной, как только мы встретились? Правда? Ты считаешь, что у тебя есть право говорить о морали?

Эстер вросла в землю. Слова Джонни больно ранили ее. Унизили. Как он только осмелился сказать ей такое? Либо он лжец, который все это время притворялся, что любит ее, либо он не понимает, о чем говорит сейчас, не контролирует себя. Неужели можно смотреть на человека с такой неприязнью, если действительно дорожишь им? И тем более упрекать в том, в чем Джонни сам отчасти повинен.

– Ублюдок. Ты просто ублюдок! – бросила Эстер. – Я из-за тебя ушла из семьи. Я сейчас с тобой. Ты сам меня просил приехать к тебе.

– И что? Я не осуждаю тебя. Но напоминаю, что ты тоже не идеальна.

– А кто идеален? Ты? Наркоман, вечно творящий херню! – сорвалась на крик Эстер.

– Минуточку! Талантливый наркоман и алкоголик.

– И что?!

– Мне можно.

– Ты так считаешь?

– Я в этом уверен, – спокойно заключил Джонни.

Эстер поразилась переменам, произошедшим с ним буквально за один вечер. Еще утром он был нежен, ласков и заботлив, а сейчас резал ее без ножа. А главное, за что?

– Я собираю вещи. Это невозможно, – нервно заявила Эстер. Она направилась в спальню, чтобы одеться.

– Отлично. Давно пора. Ты мне весь мозг вынесла своими нравоучениями, – отрешенно сказал Джонни.

Эстер хотелось оказаться в любом другом месте – лишь бы не здесь. Переместиться, чтобы не видеть нахального лица Джонни и не слышать его холодного голоса. Она рассеянно кинула в сумку зубную щетку, кредитку и расческу. Первое, что попалось ей под руку. Быстро натянув на себя майку и джинсы, Эстер выбежала на улицу.

– Я заберу вещи завтра. У меня нет сил больше выносить тебя. И мало у кого хватит нервов на это! – крикнула она напоследок.

Грязные тротуары с розоватыми подтеками от мусора или блевотины, дома с выбитыми окнами, бездомные люди в лохмотьях и запах мочи внезапно окружили ее. В какой момент она свернула не туда и как долго продолжала идти, Эстер не знала. Мимо проходили незнакомцы, как тени. Они о чем-то разговаривали и даже смеялись. До слуха четко доносился детский плач – скрипучий и нарастающий. Эстер шла по наитию, сама не зная куда. Ноги еще держали ее, но она уже ощущала нестерпимую усталость. Еще немного, и Эстер рухнет на землю.

Эстер нашла лавочку неподалеку от придорожного бара и легла на нее, не беспокоясь о чистоте изрисованных краской досок. Сил держать спину больше не было. Эстер бесцельно скользнула взглядом по ночному небу в попытке найти хоть одну сверкающую звезду, но безрезультатно – мрак и в душе, и в небе. Приступ необъяснимой, мучительной тревоги, сопровождаемой страхом перед необъяснимой опасностью, сковал ее.

Впервые панические атаки начались у Эстер после того, как Джонни всю ночь провел в лихорадке. Его тошнило, только не выворачивало наизнанку, поднялась сильная температура, начался бред. Эстер хотела позвонить в скорую, но Джонни категорически запретил ей это сделать. Ту ночь она провела без сна – поила его, смачивала лоб холодной водой, держала волосы. Страх был удушающим, но слечь в постель или забиться в угол не было времени – Джонни требовалась ее помощь. Через несколько дней он полностью восстановился, но сильно исхудал. Смеялся. Уверял, что просто отравился. В дальнейшем панические атаки возвращались к ней не единожды – Эстер знала наверняка, что надо просто переждать – уже через несколько часов станет легче.

На лбу выступила испарина. Ей захотелось укрыться где-нибудь, почувствовать что-то родное и теплое. Родительский дом? Муж? Джонни? Куда бежать? Где бы она хотела оказаться сейчас?

Эстер поднялась с лавки и села.

Зачем ей это все? Еще немного стресса, и случится нервный срыв. Еще чуть-чуть, и она будет собирать себя по частям. Действительно ли эта любовь стоит того? Да и любовь ли это, если она разрушает ее? У Эстер закружилась голова. Ни на один из ее вопросов не было единственно верного ответа. Она может лишь предполагать и идти на ощупь, прислушиваясь к ощущениям. А ощущения настойчиво твердили ей, что пора уехать. Куда угодно, но подальше от Джонни. К такому решению Эстер не была готова. Оно ей не нравилось, поэтому Эстер отвергала его. И здравый смысл отвергала тоже.