Фрэнк был рослым и толстым, с пухлыми мягкими ладонями и ступнями, на которых легко вскакивали мозоли. Лидером Новоприбывших он или назначил себя сам, или просто так уж вышло. Но Агнес заметила, как он медлил, прежде чем принять решения. Как оглядывался. Он сомневался и был на пределе своих возможностей. И легко вскипал.

Лидером куда лучше его была бы Линда, которая крепко держала в подчинении своих детей, Ховена и Долорес. Но у Линды и без того хватало забот. Когда группа остановилась, она села с тяжким вздохом. Ежик на голове у Ховена быстро отрастал и становился похожим на растрепанную швабру, и Агнес видела, что за волосами Долорес, которые с каждым днем путались и сваливались все сильнее, когда-то любовно ухаживали. Наверное, дома мать расчесывала их каждый вечер. А теперь уже нет. Ховен и Долорес обвыкнутся и расцветут здесь, но из Линды лидера не выйдет из-за усталости. «Досадно», – думала Агнес.

Она смотрела, как Ховен и Долорес наблюдают за Сестрой и Братом, а те – за ними. Сестра и Брат были чуть постарше Ховена, но ненамного. Может, они подружатся. Агнес надеялась, что и Кедровая Шишка им понравится, потому что ей надоело видеть, как он повсюду таскается за ней.

Мать Селесты, Хэлен, интересовалась всеми мужчинами лагеря. Свои длинные волосы она связывала сзади косынкой. Подол длинной юбки обрезала, открыв загорелые до черноты ноги. Они были мясистыми, как обычно выглядели ноги в Городе, но здесь смотрелись неуместно. Ноги Хэлен вызывали у Агнес чувство голода, и, наверное, у Карла тоже – она часто замечала, как он глазеет на них.

Щеки Агнес потеплели. Она насторожилась. Брови Джейка, сидящего напротив нее по другую сторону костра, поднялись, зашевелились, он слегка мотнул головой влево. Агнес посмотрела в ту сторону и увидела, как Дебра тоже пялится на ноги Хэлен и осторожно, одним пальцем, проводит по ее ключице. Агнес переглянулась с Джейком, тот пожал плечами. Она незаметно кивнула вправо, туда, где сидел доктор Гарольд, и, хотя не видела его лица, точно знала, что он не сводит глаз с Дебры. Джейк посмотрел в ту сторону, и у него широко раскрылись глаза, он расплылся в полной восторга ухмылке. Агнес еще не видела его улыбающимся по-настоящему. Только с усмешкой на лице и плотно сжатыми губами, нахмуренным или задумчивым. Оказалось, у него между двумя передними зубами широкая щелочка, сами зубы цвета лютиков, а язык розовый, как нос у полевых мышей. Его ухмылка сменилась слабой улыбкой, смягчившей выражение глаз, он посмотрел на нее поверх костра, слегка покачал головой и продолжал улыбаться, словно обрадовался чему-то настолько, что никак не мог опомниться. Агнес нечасто видела такое в своей жизни. Потому что им всем здесь, вдруг осознала она, редко случалось радоваться. По крайней мере, вот так. Ей захотелось выжечь этот эпизод в памяти – на случай если вдруг ничего подобного не повторится.

Она снова перевела взгляд на Хэлен и ее ноги. Беззащитной и беспомощной Хэлен не была. Но терпеливостью не отличалась. А здесь это могло быть опасным. А мама Патти? Она казалась нервозной и вспыльчивой. По мнению Агнес, наверняка способной на глупые ошибки. Возможно, она и умрет первой. Или это будет кто-то из детей. При этой мысли ей стало грустно, и она поклялась защищать Долорес и Ховена. А если не дети, тогда кто? Агнес задалась вопросом, ужаснулся бы Джейк ее игре или нет. Может, о таком даже думать дико? Она не сомневалась, что с Селестой, Патти и Джейком ничего не случится. При всем своем ехидстве они слишком сильны и упорны. С точки зрения Агнес, Линда была неуязвима. Может, Фрэнк. Он способен хитрить, она видела это на собрании, хотя рассудила, что это скорее влияние Карла, чем инициатива самого Фрэнка. Нет, человек он неподготовленный, и не только здесь, в новой обстановке, но и в любой ситуации. «А его слабость, – решила Агнес, – что об этом он не подозревает». Агнес наблюдала за ним. Он протянул руку к чему-то, находящемуся перед ним. Прыгнула лягушка. И Фрэнк тоже подпрыгнул, хоть смотрел на лягушку и дотронулся до нее. Запрокинув голову, Фрэнк рассмеялся, толкнул локтем маму Патти, и та закрыла глаза, пережидая минуту. Даже если забыть, что лягушка принадлежала к ядовитому виду, Фрэнк испугался того, что сам же и привел в движение. «Да, – подумала Агнес, – Фрэнк умрет первым».

* * *

После нескольких дней ходьбы без солнца, по сырому лесу они вдруг вырвались в негустую, просматривающуюся насквозь рощу, где там и сям попадались сосны со стволами медного оттенка. Пришлось спешно вскинуть руки, чтобы защититься от ничем не заслоненного сияния солнца, слепящего глаза. И выглядывать в щели между пальцами или смотреть сквозь кулаки, чтобы опять привыкнуть к времени суток, в котором можно было без труда опознать день.

Лес сгущался и снова редел, стволы деревьев меняли цвет с оранжевого на белый и снова на оранжевый, но вокруг по-прежнему было прохладно, свободно и сухо и почему-то отсутствовала полезная живность. Вскоре им понадобится провизия. Несколько дней они шагали быстро и делали привалы ненадолго, устраивались в основном под открытым небом, перебивались вяленым мясом и почти не готовили.

В конце концов, лес вывел их к краю высокого хребта, который осыпался под их ногами на дно долины. Высота составила деревьев сотню, а то и больше. Долина была туманной, неброской, словно утреннее небо упало на землю. Прямо под ними на обнажившихся скальных породах Агнес заметила клочок чего-то красного. И мерцание чего-то блестящего, или по крайней мере когда-то бывшего блестящим. То, что отражало свет, как ничто другое в природе. Что-то пластиковое. Новоприбывшие ничего не заметили. Они слишком недавно познакомились с пластиком. И пока не воспринимали его как нечто достойное внимания. Но все Оригиналисты повернули головы в его сторону сразу же, как только вышли на край над склоном.

Им понадобилось мгновение, чтобы различить блеск светлого меха. Матовый бурый оттенок давно запекшейся крови и темную полость на месте крупного сустава вроде тазобедренного. Труп. Труп человека в красном пластиковом плаще-пончо, со светлыми, как солома, волосами, клочкастыми, будто взъерошенная шерсть на крестце оленя. Почти нетронутый труп – если не считать впадины в области таза, где нечто пыталось утолить голод. Это было нападение или на загадочный труп польстились падальщики? Он лежал на небольшом скоплении камней вблизи того места, где склон заканчивался обрывом. Карл и Хуан осторожно пробрались среди камней вниз по склону и вернулись с трупом.

Этот человек был от природы бледен, но его кожа местами побагровела и покрылась струпьями – должно быть, от волдырей после сильного солнечного ожога. На голове у него все еще была надета зеленая кепка с широким хвостом, прикрывающим сзади шею. Кожа под этим хвостом осталась мягкой и прохладной. Агнес прижала пальцы к ее резинистой поверхности. Он носил бриджи и поясную сумку. Шорты выцвели на солнце, а сумку разодрал какой-то небольшой, но злобный зверь. Наверное, барсук. Что бы ни хранилось в сумке – еда, может, вяленое мясо, – оно давным-давно исчезло.

Они глядели на труп, отмечая все детали, какие могли. Его трекинговые ботинки, один белый носок и один окровавленный. Его кустистые усы с короткой клочковатой порослью бородки. Носовой платок, все еще аккуратно обвязанный вокруг шеи. Маленькую подзорную трубу, висящую там же. С виду он казался человеком, который ведет наблюдение за птицами, и Оригиналисты задумались, не Смотритель ли это, с которым они никогда прежде не встречались, развлекался в свободное время. Но эта бледная шея. Никто из бледных Смотрителей не остался бы таким незагорелым. И ожог. Никто из бледных Смотрителей не допустил бы настолько сильного ожога. Бриджи еще могли сойти за форменные, а вот ботинки нет. Никто из Смотрителей не носил такие. Все предпочитали берцы. И эта поясная сумка. Она в особенности.