– Устраивайтесь, – пробормотала девчонка. – Я сейчас тюфяк поменяю. Гашка уже пять дней, как померла, а постель осталась.

Она ухватила с кровати жидкий, набитый соломой матрас, покосилась на меня недобрым темным глазом и вышла, а я развязала плащ, расправила его на досках кровати и, достав из котомки небольшой лоскут, попыталась отчистить грязные пятна.

– Вот, держите.

Служанка вернулась с хиленьким матрасиком. Мне даже показалось, что он тот же самый.

– Новый, – поняла мои сомнения Ратка и посмотрела на меня с намеком.

Я только головой покачала. Теперь понятно, для чего она это представление устроила и покойницу так настойчиво упоминала.

Порывшись в кармане, я выудила полньера и протянула служанке.

– Благодарствуйте, – поклонилась та, и лицо ее изменилось. Все недовольство исчезло, глаза заблестели, и даже кончик длинной тонкой косы больше не казался унылым. – А хотите, я вам горячей воды принесу?

Видно было, что служанка рада полученной мелкой монетке и не знает, как ещё услужить.

– Я быстро! – не дожидаясь моего ответа, Ратка сорвалась с места и уже спустя несколько минут вернулась с большой глиняной кружкой, над которой поднимался ароматный пар.

– Я вам липового отвару принесла, – доложила она. – Это лучше, чем простой кипяток.

Я благодарно кивнула. Конечно, горячий чай вряд ли растопит тот лед, что в душе намерз, но хоть тело согреет.

Достав из котомки два пирожка со сливами, что Богдана дала мне с собой, я оставила один себе, а второй предложила Ратке. Та замялась, но отказываться не стала. Шустро ухватила сдобу и тут же откусила от нее большой кусок.

– Вкусно, – с набитым ртом пробормотала служанка и, прожевав, добавила: – Правильно вы, дана, внизу ужинать не стали. Там полный зал дознавателей, простые люди стараются им лишний раз на глаза не попадаться.

Я почувствовала, как внутри все оборвалось. Это что же я, в самое логово имперцев угодила?

– Они весь второй этаж сняли, который день уже задарма пьют-едят, – уписывая пирожок, рассказывала Ратка. – Хозяин ругается, а сделать ничего не может. Они говорят, что граф за все заплатит, да разве ж к нему за платой пойдешь? Ну, как зверь евонный на куски порвет?

Темные глаза заблестели.

– Говорят, в замке-то такие ужасы творятся! Девок он, которые пригожие были, до крови подрал. Управляющего прямо на глазах у слуг надвое разорвал, а домоправительницу свою и дворецкого в тюрьму отправил. Я сама видела, как дознаватели их в клети железной везли. А Блаждена сказывала, что самый страх в полнолуние начнется. Арн перекинется и пойдет по Стобарду гулять, девок невинных портить. А потом, как натешится, так и убьет всех.

Я смотрела на Ратку, на ее бледное худое лицо и вдохновенно горящие глаза, и думала о том, откуда все эти слухи берутся. Арна никто и не видел толком, а небылицы про него уже по всему Стобарду расползлись. Или они потому и расползлись, что хозяина Стобарда не видел никто?

– Ратка! – раздался снизу громоподобный рык гостинника. – Ты куда опять запропастилась? А ну иди сюда, лишманка!

– Опомнился, – скривилась девчонка и запихнула в рот остатки пирожка. – Опять полночи лютовать будет, что имперцы всю сливовицу выдули.

Она осторожно приоткрыла дверь, высунула нос, огляделась и повернулась ко мне.

– Пойду, – как старой знакомой кивнула девчонка. – Ежели что понадобится – вон над кроватью веревка. Дернете – я и прибегу.

Она улыбнулась, показав крепкие белые зубы, и выскользнула из комнаты.

Поднялась я задолго до рассвета. Ночью на втором этаже шумели, дознаватели упились, во все горло имперские гимны распевали, потом драку устроили, и поспать мне так и не удалось. Хотя, я бы и так не уснула. Стоило только глаза закрыть, как тут же мысли всякие нападали, воспоминания. Ревность мучила, что змеей холодной в сердце свернулась. И тоска… Тоска по арну душу глодала. Понимала я все: и что не нужна я ему, и что другой меня с легкостью заменил, и что и не помнит уже. А перед глазами все вирош стоял, с узорами переплетенными, и назад меня звал, тянул, нитями опутывал и не отпускал. А разум и причину удобную подбрасывал – пропадет без меня арн, убьют его, изничтожат.

«Ничего, не пропадет, – зло обрывала я своего невидимого собеседника. – О нем теперь есть кому позаботиться». Мысли о приезжей крале были такими горькими, что у меня аж зубы сводило и кричать хотелось. Жаль, что я не могла этого сделать. Так бы выплеснула из себя все обиды, глядишь, и полегчало бы…

Наскоро умывшись, проглотила кусок булки, запила ее оставшимся липовым отваром и, прихватив котомку, тихонько выскользнула из комнаты. В доме стояла сонная предутренняя тишина. Лишь из-за дверей, мимо которых я проходила, доносились бессвязные пьяные бормотания и заливистый храп дознавателей. Принесла же их нелегкая.

Вниз спустилась без приключений. Плащ, пятна на котором я вчера застирала, был влажным и тяжело оседал на плечах, но я не рискнула нести его в руках. Мало ли, кого по дороге встречу? Лучше личиком не светить без надобности, чтобы не запомнили.

Я уже завернула за стойку, когда дверь открылась, и в комнату вместе с предрассветной сыростью вошел закутанный в темные одежды мужчина. Он откинул капюшон, и я мысленно застонала. Этому-то что здесь нужно?

– Буди всех, Неждан, – тихо сказал пришлый, обернувшись к вошедшему вслед за ним здоровяку.

– Будет сделано, дан Зданич, – кивнул тот и направился к лестнице, а я нырнула под стойку и затаилась.

Мать-Создательница, только Зданича не хватало! Если он меня увидит, точно задержит. И тогда уж мне никто не поможет.

Я стиснула руки, лихорадочно размышляя, как выбраться из западни, и вдруг увидела два блестящих глаза, глядящих на меня из темноты.

– Прячетесь? – послышался едва уловимый шепот.

У меня от сердца отлегло. Ратка. Девчонка свернулась в самом углу, под какой-то рваной дерюжкой и смотрела на меня с недетской серьезностью.

Я кивнула и приложила палец к губам. Служанка мотнула головой, показывая, что поняла и прикусила губу. На лице девчонки застыло задумчивое выражение.

– Вывести вас отсюда? – спросила она спустя пару минут все тем же, едва уловимым шепотом.

Я уставилась на нее вопросительным взглядом.

– Тут черный ход есть. Дадите полньера – покажу, – ответила Ратка.

Я торопливо кивнула.

Девчонка осторожно вывернулась из тряпья и прислушалась. Наверху раздались громкие голоса, топот обутых в тяжелые сапоги ног, смешки и ругань.

Ратка удовлетворенно кивнула, потянула меня за руку и поползла к тонущему в темноте столу. Я осторожно двинулась следом, молясь Создательнице, чтобы Зданич нас не заметил.

Негромкий кашель, долетевший от двери, заставил меня замереть на месте и зажмуриться. Время застыло, секунды растянулись в часы, а я стояла на четвереньках и боялась пошевелиться. Ратка тоже приникла к полу.