Что ж. Я купил театр Рено, сделал его главнойдостопримечательностью бульваров, а теперь вправе его закрыть.

И дело не в том, что они что-то заподозрили. Нет. Ониповерили глупейшим объяснениям, придуманным Роже, который сказал им, что я лишьнедавно вернулся из наших колоний в жарких тропиках и доброе парижское виноударило мне в голову. К тому же они получили значительную сумму денег на ремонттеатра.

Одному Богу известно, что они думали на самом деле. Но такили иначе, уже со следующего вечера они вновь давали представления, а люди,толпами заполнявшие бульвары, придумали дюжину трогательных и вполнеправдоподобных историй, объясняющих причину случившегося кошмара.

Только Ники не принимал в этом никакого участия. Он сталмного пить и отказывался не только вернуться в театр, но и продолжать учитьсямузыке. Когда Роже пришел его навестить, он набросился на него с оскорблениями.Он проводил время в самых грязных тавернах, а по ночам бродил по самым темным иопасным улицам.

«Что ж, в этом мы с ним очень похожи», – подумал я.

Пока Роже рассказывал мне о последних событиях, я ходил изугла в угол, стараясь держаться подальше от стоящего на столе канделябра сосвечами, чтобы адвокат не заметил ясно читающихся на моем лице мыслей и чувств.

– Для этого молодого человека деньги ровным счетомничего не значат, – говорил Роже. – Он напомнил мне, что в молодостиу него было полно денег. И он говорит такие вещи, которые меня очень тревожат,монсеньор.

В ночном колпаке и фланелевой рубашке Роже напоминал мнеперсонаж из детской песенки. Он был босиком, потому что я снова поднял его скровати посреди ночи и даже не дал времени надеть тапочки и причесаться.

– Что именно он сказал?

– Монсеньор, он все время твердит о колдовстве и черноймагии. Говорит, что вы наделены сверхъестественными силами. Вспоминает ЛаВуазин, колдунью, поставлявшую разные мази и яды для королевского двора, игромкое дело по обвинению ее в черной магии во времена правления Короля-Солнце.

– Кто сейчас верит в подобную галиматью? – Яизобразил полнейшее замешательство, в то время как в действительности волосымои буквально встали дыбом.

– Монсеньор, он говорит еще более странные и неприятныевещи. Якобы ваша милость – это он вас так называет – всегда имели доступ квеликим тайнам. И без конца говорит о каком-то месте в ваших родных местах – окакой-то поляне ведьм.

– Моя милость?

– Он утверждает, монсеньор, что вы принадлежите каристократическому роду. – Роже был очень смущен. – Когда человек втаком гневе, в каком был монсеньор де Ленфен, подобного рода вещи кажутся оченьважными. Однако он ни с кем, кроме меня, не делится своими подозрениями. Онговорит, что вы поймете, почему он сердится на вас. Ведь вы не захотелиподелиться с ним своими открытиями. Да-да, монсеньор, именно открытиями. Онснова и снова вспоминает о Ла Вуазин, о каких-то явлениях, которым нетразумного объяснения. И еще говорит, что знает теперь, почему вы так плакали наполяне ведьм.

У меня не было сил взглянуть в лицо Роже. Какое милое, нопри этом совершенно извращенное представление! Однако он попал в самую точку.Это было одновременно и восхитительно, и в корне неверно. Но все же Никипо-своему был прав.

– Вы так добры, монсеньор…

– Ах, избавьте меня от комплиментов…

– Но монсеньор де Ленфен рассказывает совершеннофантастические вещи – такие, о которых не следовало бы упоминать даже в нашевремя. Он говорит, например, что отчетливо видел, как в вас попала пуля, и чтовы непременно должны были умереть.

– Пуля пролетела мимо, – сказал я. – Роже,хватит об этом. Сделайте так, чтобы они убрались из Парижа. Абсолютно все.

– Заставить их уехать? Но вы вложили в этот маленькийтеатрик столько денег!

– Ну и что? Кто посмеет меня упрекнуть за это?Отправьте их в Лондон, на Друри-лейн. Дайте Рено достаточно денег, чтобы он могкупить собственный театр в Лондоне. Оттуда они могут поехать в Америку, вСан-Доминго, в Новый Орлеан, в Нью-Йорк… Сделайте это, месье. Меня совершенноне волнует, сколько это будет стоить. Закройте мой театр и уберите их всех изПарижа.

Я не сомневался, что боль моя тогда пройдет. Я перестанупредставлять себе, как они окружают меня за кулисами, не буду больше мучитьсявоспоминаниями о Лелио, о провинциальном юноше, который с удовольствием выносилза актерами мусор и помойные ведра.

Роже выглядел смущенным и испуганным. Каково это – служитьбогатому психу, который платит тебе втрое больше, чем другие, только за то,чтобы ты навсегда позабыл о здравом смысле?

Мне никогда этого не узнать. Никогда больше я не узнаю, чтотакое быть человеком!

– Что же касается Никола, – продолжал я, – товам предстоит убедить его отправиться в Италию. Я подскажу, как это сделать.

– Монсеньор, его трудно уговорить даже сменить одежду!

– Это будет значительно легче. Вам известно, что моямать очень больна. Так пусть он сопровождает ее в Италию. Это прекрасно во всехотношениях. Он сможет учиться музыке в консерватории Неаполя, а именно туда иедет моя матушка.

– Да… он пишет ей… он ее очень любит.

– Вот именно. Убедите его в том, что без него она неперенесет путешествие. Подготовьте все необходимое. Месье, я приказываю вамисполнить все должным образом. Он должен уехать из Парижа! Даю вам срок доконца недели. Когда я появлюсь здесь в следующий раз, хочу услышать, что онпокинул Париж.

Я понимал, что требую от Роже слишком многого. Однакодругого выхода я не видел. Выдумкам Ники о колдовстве никто, конечно же, неповерит. Об этом и волноваться не стоило. Но в том, что Ники постепенно сойдетс ума, если и дальше будет оставаться в Париже, у меня не было абсолютноникаких сомнений.

Ночь за ночью каждую минуту своего бодрствования я боролся ссобой, не позволяя себе отправиться на поиски Ники. Слишком рискованной моглаоказаться наша последняя встреча.

Я просто ждал, в глубине души отчетливо сознавая, что теряюего навсегда и он никогда не узнает о том, что послужило причиной всего случившегося.Я, который совсем недавно жаловался на бессмысленность нашего существования,теперь гнал Никола без всяких объяснений. Подобная несправедливость с моейстороны будет мучить его до конца жизни.

Но так лучше, чем рассказать тебе правду, Ники! Я лишилсямногих иллюзий и стал лучше разбираться во многом. Если только тебе удастсяувезти в Италию мою мать, если у нее еще осталось время…