окажет на читателей. И если статьи о том, что психиатрия – это прежде всего про помощь людям, про исцеление душевных недугов, и не надо ее бояться, помогали читателями справиться с невежеством и дремучими страхами. То если без купюр написать то, о чем вы говорите, то не породит ли это новые страхи?

Я замолчал, испытующе глядя на Феликса. Тот молчал, рассматривая свои переплетенные на столе пальцы.

– Иногда я поражаюсь вашей мудрости, Иван, – наконец произнес он. – Вы уверены, что вам двадцать два, а не пятьдесят два?

– Не уверен, – я засмеялся. Да уж, знали бы вы, насколько в точку попали, Феликс Борисович.

– Но вот только… – Феликс снова посмотрел на меня, и глаза его загорелись. – Огромная просьба. Да, я согласен, что тему, быть может, поднимать безответственно, преждевременно, а то и опасно… Но… Давайте все-таки вы сами поговорите с некоторыми из пациентов? Оцените лично фактуру, не по моим словам, а своим профессиональным взглядом, а? Может быть, нам удастся поднести все так, чтобы… Чтобы материал все же дошел до публикации?

– Конечно же, я согласен, Феликс Борисович, – кивнул я. – Уверен, что мы сумеем сделать из этой темы конфетку тоже. Давайте распланируем наши посещения…

– Прекрасно, прекрасно! – радостно воскликнул Феликс, снова вскочил и схватил свой пухлый ежедневник. – Только в этот раз нам с вами придется соблюдать некоторую конспирацию. Некоторые мои коллеги очень предвзято относятся к журналистам, так что мы скажем, что вы мой практикант, договорились?

Про свое дело я вспомнил почти на пороге. В тот момент, когда Феликс вручал мне коробочку с эклерами, чтобы порадовать девушку. Честно говоря, я схитрил, чтобы ее получить, и рассказал, что перед тем, как уйти, мы немного поссорились. А воодушевленный Феликс никак не мог оставить это дело без своего участия, ну и…

– Я уверен, что вы помиритесь и без этого, но все девушки любят сладенькое, даже если не признаются в этом, – он заговорщически мне подмигнул, и тут я вспомнил, зачем, собственно, я сегодня вообще к нему приходил.

– Феликс Борисович, на самом деле у меня есть еще одно маленькое дело, – осторожно начал я.

– Я весь внимание, Иван! – психиатр выпрямился, как учуявшая вкусного зайца охотничья собака.

– Помните нашего главного редактора? – произнес я. – Ну, про которого я спрашивал… Торопыгов-Пуров?

– Да-да, конечно, – закивал он. – Разумеется, я помню эту историю.

– С ним вчера случилась неприятность, и он… больше не будет у нас работать, – сказал я.

– Так это же прекрасные новости, верно? – Феликс вопросительно посмотрел на меня.

– В каком-то смысле, – я кивнул. – В «Новокиневском шиннике» теперь вакантна должность главного редактора, и завод ищет нового. А пока место свободно, кто-то должен исполнять его обязанности. Я свое желание высказал, но вы же понимаете, я всего лишь молодой специалист, без году неделя. Может быть, ваш знакомый, главный редактор «Здоровья» мог бы сказать за меня какое-нибудь доброе слово? Я уверен, что справлюсь, просто…

– Ни слова больше! – заявил Феликс. – Я прекрасно вас понял! Я не обещаю, что все получится, все-таки речь идет о позиции главного редактора… Но приложу все усилия…

– Это же временно, – сказал я. – Я всего лишь хочу попробовать свои силы и принести пользу газете и своему заводу…

– Нет-нет, Иван, даже не думайте оправдываться, – замахал руками Феликс. – Вот, держите коробку, езжайте к своей Дарье, а я сейчас же сяду на телефон…

Я вышел из подъезда и перевел дух. Ох и тяжело же мне даются подобные разговоры, прямо взмок весь, пока слова подбирал, чтобы попросить за себя, любимого. «Вот поэтому ты, Жан Михалыч, и не добился в жизни ни черта! – сказал внутренний голос. – Выгоду свою видеть получать не умеешь. Давай, учись уже! Второй шанс тебе дали, не проманай его!»

Пока я сидел у Феликса, снегопад усилился. Кружащиеся снежинки превратились в крупные хлопья и повалили сплошным потоком. Город погрузился в ватную зимнюю тишину. Красиво, вот только, черт возьми, опять нагребу полные ботинки снега…

Черная волга мигнула фарами и тронулась с места. Сначала я как-то не обратил на нее внимания, хотя в этом дворе почти никогда не парковали автомобили на ночь. Как почти ни в каком дворе, что уж. Не принято было. Купил машину, покупай гараж. Но тут сработал мой прошлый, точнее будущий, жизненный опыт. Для которого двор, заставленный машинами до упора – это такое же рядовое зрелище, как курлычущие голуби или, скажем, бродячие собаки. Кто на такое вообще обращает внимание?

Волга остановилась прямо передо мной. И задняя дверь ее приветливо приоткрылась.

Глава двадцать третья. Сколько стоит спасенная жизнь?

– Здравствуй, Иван, – массивные очки блеснули в тусклом свете. Взгляд его был внимательным. Испытующим. Холодным.

– Добрый вечер, Прохор Иванович, – сказал я. Удивился? Нет, пожалуй что. Можно сказать, я даже ждал чего-то подобного, только не знал, в какой именно форме наша встреча произойдет. Значит, вот так. Ну что ж… Эффектно.

– Получается, что ты мне жизнь спас, – после долгой паузы проговорил он. – Даже не знаю, что за помрачение на тебя нашло.

Не похоже, что он намерен броситься ко мне целоваться в десны. Скорее просто констатировал факт. Даже с некоторой досадой, как будто.

– Получается, что так, – кивнул я, ожидая продолжения. Не просто же так он караулил меня у подъезда Феликса, выкурив половину пачки редкого в Союзе «Мальборо». И парясь в распахнутой дорогущей дубленке.

– Не знаю, чего именно ты добивался, Иван, но… – каждое слово давалось ему как будто с некоторым трудом. – Но… спасибо. И поскольку я не люблю находиться в долгу, то…

Он завозился, извлекая из кармана портмоне. Щелкнул замочек. Слегка дрогнувшими пальцами Прохор извлек из недр кошелька толстую пачку сизых «четвертных». Зашелестели купюры. Четыре. Восемь. Двенадцать… Тысяча рублей.

– Хороший способ сказать спасибо бедному родственнику, – усмехнулся я, но кивнул и деньги забрал, конечно.

– Мы в расчете? – резко спросил Прохор. – Или ты хочешь чего-то еще?

Я смотрел на его лицо. Разглядывал, можно сказать. Настоящий Иван Мельников считал этого человека злом и активно под него копал. А я обнаружил, что этот холеный чиновник – совсем даже не главная спица в колесе. Вряд ли он безгрешен, аки агнец, но все же… Меньшее зло. Наверняка мутит какие-то схемы, подворовывает у государства себе в карман, но вот устилать свой путь трупами – это почерк совсем другого человека. А Прохор… Да черт его знает, что с ним такое. Но свои долги он платит. Нашел же способ выйти на меня и всучить