(1674–1748) хорошо отражают эту двойственность. Изложенный им метод он приписывал Локку, однако в действительности возвращался к старой системе, отводя каждому заглавному слову отдельную страницу: таким образом, Уоттс использовал популярность идей Локка и одновременно отвергал основное положение его принципа, пытаясь сделать его – в собственном понимании – менее произвольным и более продуманным[458].

Но если структура сборника общих мест продумана заранее, если записи в нем оформлены и организованы в соответствии с определенной системой, а содержание предварительно отобрано, то результат такой работы едва ли можно назвать книгой общих мест. В сущности, это энциклопедия. И именно в этом направлении стали развиваться сборники общих мест и инструменты сортировки, отвечая ожиданиям читателей.

За сто лет до появления локковского метода вышла пьеса Кристофера Марло «Доктор Фауст» (1592), где рассказывалось о человеке, который продал душу дьяволу в обмен на универсальное знание, заключенное в одной магической книге. Эта книга содержала все, что можно знать об Аристотеле, аналитике, диалектике, логике, экономике, Галене (медицина), Юстиниане (право), трудах Иеронима (богословие), метафизике, некромантии и «небесных» книгах прогностики[459][460]. Волшебная книга Фауста, компендиум всех знаний, была, по сути, универсальной энциклопедией.

Мысль о том, что одна книга может охватить все знания мира, оказалась своевременной. В 1620 г. философ Фрэнсис Бэкон задумал «Великое восстановление наук» (Instauratio magna) в духе позднего Средневековья, разделив сочинение на шесть частей, символизирующих шесть дней творения. Вторая его часть, «О приращении наук» (De augmentis scientiarum), представляла собой попытку систематизировать и классифицировать знания, подобно тому как более ранние энциклопедисты классифицировали минералы или растения. Она также должна была состоять из шести частей, три из которых охватывали божественные науки, включая Священную историю, притчи и догматы, а еще три – человеческое знание: память и историю; воображение и поэзию; разум, философию и науку, или, соответственно, историю, искусства и поэзию, или шире – литературу, философию и естественные науки[461]. Бэкон так и не завершил этот труд, однако его влияние на более поздних энциклопедистов было значительным, так что он стал опорой для многих последующих амбициозных сооружений[462].

Несколько лет спустя в Центральной Европе Иоганн Генрих Альстед в заглавии своего семитомного труда «Энциклопедия, разделенная на семь томов» (Encyclopaedia septem tomis distincta, 1630) впервые использовал слово «энциклопедия» в известном нам смысле – как обозначение справочника, в котором представлена и систематизирована вся совокупность знаний о мире. Книга Альстеда была структурирована с использованием старомодной иерархии, передающей устройство мира, но вместе с тем была обращена в новую эпоху: некоторые темы рассматривались в различных статьях, которые следовало искать через указатель[463].

Но до тех пор, пока алфавит не стал основным организационным принципом энциклопедии, она не могла рассматриваться как вполне современное явление. Дело не том, что эта система организации лучше любой другой, а в том, что использование алфавитного порядка знаменует собой изменение в мировоззрении. Подобно тому как распространение словарей и указателей отражало переход от восприятия слова исключительно как носителя значения к понимаю его формы как совокупности букв, появление упорядоченных по алфавиту энциклопедий обозначило переход от видения мира как иерархического, упорядоченного пространства, понятного лишь тому, кто обладает достаточным знанием, к представлению о мире как случайной последовательности событий, людей и мест[464].

Одним из первых шагов на этом пути стал «Большой исторический словарь» (Grand Dictionaire historique) Луи Морери – энциклопедия, включающая историю, биографию и науки, издававшаяся начиная с 1674 г. «Большой словарь», будучи одним из первых справочников с алфавитной организацией, в конечном итоге занял десять томов и пережил более 20 изданий, в том числе в переводах на английский, немецкий, нидерландский и испанский языки. В предисловии Морери представил свой проект весьма скромно: некоторые из моих трудов по истории были хорошо приняты, писал он, и потому друзья «решили, что мне не составит труда расположить их в алфавитном порядке и таким образом создать книгу, которую вы видите перед собой». Подзаголовок «Любопытная смесь священной и светской истории» (Le mélange curieux d' l'histoire sacrée et profane) подчеркивал, что новизна произведения заключалась в его устройстве – оно не было организовано ни в иерархическом, ни в хронологическом порядке, а вместо этого представляло собой mélange – смешение или смесь. И все же его друзья, похоже, были заранее уверены, что книга должна располагаться по алфавиту. Сохранилось мало комментариев его современников относительно организации словаря – возможно, из-за утверждения Морери о том, что он был всего лишь переработкой более раннего материала. Но позднее было высказано предположение, что истоки его устройства следует искать в сборниках общих мест, которые он составлял на протяжении всей жизни[465]. А поскольку такие сборники к тому времени уже регулярно выстраивали в алфавитном порядке, вполне естественным было использование такого же расположения в энциклопедии, выросшей из этого жанра.

Как бы там ни было, представление о том, что энциклопедии имели алфавитную организацию, было подкреплено работами Пьера Бейля (1647–1706), который с 1689 г. составлял перечень ошибок, обнаруженных у Морери, и в 1695 г. опубликовал его в виде алфавитного «Критического словаря» (Dictionaire Critique). Впоследствии биограф Бейля показал, что в этих исправлениях и поправках он полагался на свои собственные тетради общих мест, в которых «все любопытные и примечательные исторические факты, прочитанные месье Бейлем… содержались в алфавитном порядке. Например, под буквой А он рассматривает все, связанное с Античностью… под буквой Б описывает памятные битвы…»[466].

Книга Бейля, изначально имевшая скромную задачу – представить поправки к труду Морери, невероятно разрослась, превратившись в самостоятельную энциклопедию, в которой имелось более 2000 статей на разные темы. При этом «Критический словарь» способствовал установлению многих норм, соблюдение которых современные читатели ожидают от справочных трудов; в значительной степени это произошло благодаря тому, что Бейль задумал свой труд как поправки к предыдущему словарю. Таким образом, он должен был найти способ визуально отделить собственные мысли, дополнения и поправки от цитат из Морери. Результатом стала сложная типографская структура: цитатам и ссылкам были отведены отдельные места на странице; шрифт примечаний отличался от основного текста; текст Морери был напечатан в один столбец, тогда как remarques Бейля – его комментарии – были набраны в два столбца; примечания, кроме того, были пронумерованы, что представляло собой еще одно относительное новшество[467].

Образец страницы из «Критического словаря» Бейля, показывающий использование макета страницы для разграничения различных уровней текста[468]

Бейль также был вынужден решать