– Не начинай эти сказки о самозародившихся искусственных интеллектах, – театрально жалобным голосом попросил Мустафа.

– При чем здесь это?! – не понял его Куцев.

– Ты же сказал, что компьютер врал.

– Его можно научить это делать. Подсказать – как. А потом уничтожить следы вмешательства и, собственно, самого события, перезапустив систему с нуля. Вот о чем я тебе толкую.

Повисла тишина. Какая-то гулкая она была здесь, под землей. Видимо, отголоски звуков саванны, долетавших сюда, перерождались, блуждая в бесконечных лабиринтах эха подземелья.

– Кто мог это сделать? – похоже, Хопкинс-Джани перебрал в голове все варианты и не нашел ответа.

Версий было немного.

– Ты?

– Нет, конечно. Зачем бы я спрашивал?

– Я этого тоже не делал.

В ответ раздалось какое-то невнятное мычание. Куцев не понял, что хотел этим сказать Мустафа, и продолжил:

– Значит, остается два варианта – Мартин или Али.

– Почему два? А ты не допускаешь, что на судне мог быть кто-то пятый? Кто-то, о ком мы ничего не знаем?

Ну что ж, такая версия тоже имела право на жизнь. Только тогда этот таинственный пятый однозначно был смертником. Или смертниками в данной ситуации были они, а оставшийся на борту пятый отделался лучевой болезнью легкой степени, которую подлечит после того, как его заберут сообщники?

Как ни крути, но вторым вопросом – или он был первым? – оставалась цель этих действий. Захват судна пиратами? Наверное, другой версии Куцев придумать не смог.

– Да, – согласился с ним капитан, выслушав мнение Виктора, – похоже, что так. «Хеллеспонт Стар» стоит на рейде, команды на борту нет…

– Мария Селеста.

– Что? – не понял Куцева Мустафа.

– Летучий голландец. Помнишь ту старинную легенду? Он назывался «Мария Селеста».

– М-м, – промычал Хопкинс-Джани. – Не помню. Так вот, «Хеллеспонт Стар» теперь, по сути, потерянный корабль. Кто найдет, тот и хозяин. Сложная схема, но соблюдены рамки законности, не подкопаешься.

– Правильно. Для того чтобы осуществить план, нужно было лишь убрать нас с судна. А мы и сами были рады убраться – радиация, грабеж…

Больше всех на высадке настаивал именно Мустафа, вспомнил Виктор. Он не хотел даже рассматривать вариант с ожиданием помощи на борту.

Все-таки во всех этих странностях с Мустафой было что-то не то. И встреча в Ланданабаде четыре года назад: случайность ли?

Стоп, стоп! Прекратить паранойю! Виктор почувствовал, что его взор, несмотря на непроглядную темень вокруг, начинает заволакивать туман, дыхание сбивается, голова идет кругом. Уймись, черт возьми!

Наверное, Куцев все-таки потерял ориентацию на какое-то мгновение. А когда, тряхнув головой, согнал нахлынувший вдруг морок, то увидел перед собой лицо Хопкинс-Джани – глаза уставшие, но борода, как обычно, аккуратна и причесана – подсвеченное тусклым неживым светом.

– У тебя там раллер, что ли? – догадался Виктор.

– Да, надо посмотреть одну вещь, – сказал Мустафа. – Ты спи, теперь мое дежурство.

Виктор хотел ответить, что, мол, ладно, будет он спать, с удовольствием будет, но не успел – уставший мозг, получив разрешение, отключился почти мгновенно.

Раз за разом Бальдуччи прокручивал запись, пришедшую с последним пакетом данных. Он ничего не понимал. Такого в экспериментах еще не случалось.

Все показатели, бегущие несколькими столбцами в правой половине экрана, указывали на то, что Координатор должен умереть. Именно так – должен. Не может быть, умрет, не летальный исход возможен – умереть с такими данными по физике он был просто обязан. Но не умер.

Этот их недоумок, считающийся главным, дал Координатору антибиотик. Даже сенсоры нейросоединений гнезда не смогли определить состав. Какая-то адская смесь из явно просроченных и частично деградировавших биологически активных соединений.

Идиот! Надо же было додуматься лечить лихорадку Рифт-Вэйли антибиотиками. Где он их, интересно, взял? Не иначе подобрал на какой-то помойке, оставшейся от местных городов.

Хотя откуда он мог знать, что у Координатора окажется аллергия на снадобье и разовьется анафилактический шок? Если быть честным, то и сам Профессор этого не знал. Но на кой черт было давать пацану это просроченное дерьмо?!

Реакция организма была однозначной – падение артериального давления до нуля и мощный отек Квинке. Насыщение крови кислородом стремительно падало – воздух в легкие практически не поступал. Бальдуччи остановил запись трансляции, просматривая данные. Нет, никакой надежды. Только профессиональные реаниматологи и современные препараты могли спасти Координатора от смерти. И то, шансы пятьдесят на пятьдесят, если не меньше.

Вот сердце отказывается биться, срывается на фибрилляции. Координатор что-то бормочет. Откуда у хилого пацана столько сил? «Остановите Церемонию», – вот, что он говорил. Строка перевода слов Координатора медленно ползла внизу. Остальные слова переводчик осилить не смог: слишком неразборчиво они были произнесены.

Что у них там за Церемония? Не нравились Профессору все эти церемонии. Очень уж веяло от них…

Медленное, покадровое воспроизведение дальше. Давление по нулям, сердце наконец бросило попытки возродить тело к жизни, функция почек отсутствует, мозг… вот в мозге активность кипит. Последние мгновения жизни – так всегда бывает. Тем, кому посчастливилось вернуться из этого безвременья, часто рассказывают басни о тоннеле со светом в конце и о блаженном чувстве отделения души от тела. Бред умирающего мозга. Тело Координатора вздрагивает раз за разом. Это агония. Рядом падают в пыль здоровые тела еще четырнадцати человек. Их не отпускает угасающий разум Координатора. Надо же, какое сильное сознание!

Изображение и звук рвутся, экран то темнеет, то становится белым. Отовсюду звуки и шорохи, вокруг какая-то возня. Кто-то что-то громко говорит – слова уже разобрать невозможно – странным булькающим голосом, словно говорящий захлебывается. И наступает тьма.

Сенсоры констатируют смерть носителя. Окончательную и бесповоротную. Другой не бывает. Конец фильма.

Именно так и подумал вчера опечаленный гибелью очень хорошей модели Бальдуччи, когда выключил запись в этом месте. А, как оказалось, зря. В смысле, зря выключил.

Дальше начиналось самое интересное. Программа продолжала настаивать, что физическая оболочка носителя мертва, однако спустя пару минут восстановилось звуковое сопровождение. Бальдуччи слышал, что происходило там, в саванне, а значит, слышал и Координатор. Этого никак не могло быть: мертвые уши слышать не могут. Но они слышали! А потом, еще через восемь минут, снова начало биться сердце, и показатели физического здоровья, прочно закрепившиеся на цифре ноль, медленно, но уверенно поползли вверх.