– Мы хотели вернуться со Светочкой, – жалостливо тянет теща. – Жить рядом, помогать вам.

– У нас персонал, – усмехаюсь криво. – Есть с кого стребовать.

– Тебе не нравится? – спрашиваю у Светы, кивая на тарелку с разворошенной пастой.

– Что-то не хочется, – морщится она. – Потом поем.

– Давай сюда, – предлагаю, придвигая тарелку жены к себе. – Тут отличная кухня. Рекомендую! – обращаюсь к притихшим родственницам. И присыпав пасту тертым пармезаном, поданным как комплимент от повара, беру быка за рога.

– А жить вы где собираетесь? В Мироновку каждый день не наездишься…

– Ну, как где? – возмущенно пялятся на меня тетки. – В нашем доме. Имеем право.

– А мы дом собираемся сносить, – заявляю с гаденькой улыбочкой.

– Как сносить? Света?! – вопят в один голос родственницы.

– Там будут бассейн и пляжная зона, – спокойно кивает жена. – У Руслана где-то проект есть. Покажешь, любимый?

– Конечно, – киваю самодовольно и уже тянусь за телефоном, когда гневный окрик Тани заставляет притихнуть всю публику в кафе.

– Подождите! Какой бассейн? Выплатите другим наследникам компенсацию!

Я, конечно, собирался вывести эту парочку на чистую воду, но такого выхлопа не ожидал. Какое позорище. Вскочив, Таня кричит во весь голос. Отмахивается от пытающейся успокоить ее Ольги. Изрыгает проклятия за проклятием в адрес окаянных капиталистов и их подстилок.

Сжимаю ладошку жены.

– Пять минут позора. Переживем, – шепчу, подмигивая.

– Главное, чтобы драться не кинулась, – еле слышно роняет жена.

Хорошенькое дело, блин! Предупреждать надо!

Внимательно наблюдаю за разъяренной женщиной, собираясь в случае чего принять меры. Смотрю на одутловатое лицо, покрытое пятнами, на взъерошенные пергидрольные патлы и никак не могу понять, что в этой хабалке нашел мой отец. Почему влюбился в нее по молодости?

«Тебя же тянет к Свете, – с ехидцей замечает внутренний голос. – Вот и его притянуло магнитом. Таня по молодости наверняка красавицей была!»

«Сейчас и не поверишь», – саркастически морщусь я, наблюдая, как тетка жены, выдохшись, без сил падает в кресло.

– Она что? – буравит Свету ненавидящим взглядом. – Как и обещала, отписала тебе дом при жизни?

Бинго! Ликую мысленно.

И тут же отправляю сообщение безопаснику.

«Срочно нужны все сведения о потенциальных наследниках Надежды Сергеевны. Особенно интересуют нищеброды, владеющие программированием и азами фотошопа».

Света

– Все нормально, – муж поднимает ладонь кверху, предупреждая обеспокоенных официантов.

А я растерянно смотрю на людей, выбегающих из кафе. Никому не хочется оказаться в эпицентре скандала.

– Мы вас услышали, – холодно кивает Руслан. Лениво поднимается с места. Протягивает мне руку. Хватаюсь за нее, как за спасательный круг. Опуская голову, иду прочь.

Стыдно-то как, господи!

– Постойте! – негодующе окликает нас тетка. – Деньги за билет верните!

– Ах, это, – пренебрежительно усмехается Годаров. – Я все ждал, когда вы напомните.

Холеные пальцы мужа расстегивают портмоне, выуживают оттуда розовую купюру в пятьсот евро и кидают ее на стол.

– Надеюсь, хватит, – морщится Руслан.

И вернувшись ко мне, снова крепко сжимает мою ладонь.

– Скузи, синьор, – печально смотрит на хозяина заведения и кидает в копилку для чаевых сто евро.

– Всегда рад вас видеть, синьор Годарофф, – улыбается ему хозяин-толстяк и философски лопочет на своем.

– Что он тебе сказал? – спрашиваю мужа, как только мы оказываемся на улице.

– Родственников не выбирают, – усмехается Руслан и, заметив лавку с дорогой мужской обувью, тянет меня в полуоткрытую дверь.

– У меня стресс, дорогая, – смеется он, хотя в голосе явно слышится грусть.

Усевшись на плюшевую банкетку, рассеянно наблюдаю за мужем. Он меряет какие-то туфли из крокодиловой кожи. Одни, вторые. И даже не знает, какие выбрать.

– Бери обе пары, – шучу я.

– А ты права! – поднимает вверх указательный палец Годаров и, повернувшись к продавцу, маленькому лысому человечку, заявляет.

– Заверните!

Лениво прикладывает карту к терминалу. А я пытаюсь мысленно прикинуть, сколько же денег муж потратил за неделю в Милане.

«Привыкай, – шепчет мне внутренний голос. – И не считай его бабки. Тебе повезло. Повезло!»

Я смотрю на высокого сильного мужчину, забирающего пакет из рук продавца, и неожиданно понимаю, что кроме него у меня никого нет. Ближе, дальше… Без разницы. Я не нужна своим родителям. У меня нет друзей.

А есть только Руслан. Хотя по нынешним меркам это немало.

К горлу подступает тошнота, а в глазах кружится.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – участливо спрашивает муж, выводя меня из лавчонки.

– Давай вернемся в отель, пожалуйста! – прошу я, чувствуя, как слабость пробирается под кости. – Мне как-то не по себе.

– Конечно, эта сцена на тебя так подействовала, – соглашается Руслан. И войдя в номер, плюхается в кресло. Что-то ищет в телефоне. Кому-то пишет.

А я, упав на постель, почему-то думаю о муже. Ему я тоже не очень-то нужна. Другой бы посидел рядом, поутешал… Но Руслан занят какими-то своими делами.

Мутный он. Непонятный.

На тумбочке тихой трелью звякает мой Самсунг. Впервые, наверное, с момента отъезда. Интересно, кому я могла понадобиться. Подружки обиделись на мои обвинения и демонстративно перестали общаться. Родственники и раньше меня не беспокоили.

Трубка тренькает снова, и я тянусь к ней.

Мама.

Сообщение длинное, путанное. Но, как ни странно, точно бьющее в цель.

«Этот Руслан… Зря ты вышла за него замуж. Он тебя не любит. Это видно невооруженным глазом. Разведись с ним, пока не забеременела. Скорее всего, он виноват в смерти бабы Нади. Не будь дурой, Света!»

От каждого слова темнеет в глазах. А к горлу снова подступает тошнота. К бабушкиной гибели Руслан не причастен. Не того сорта человек. Но в остальном мать права.

Годаров не любит меня! Никогда не любил, и не делает из этого секрета.

Устало сажусь на постели, силюсь не зареветь. И переведя взгляд на камин и все еще валяющееся рядом покрывало, неожиданно вспоминаю клятву Руслана. Вот только слова «любить» там не было.

«Ну, наконец-то дошло! – вопит здравый смысл. – Да он тебя ни разу любимой не назвал! Ни в чем не убеждал. А ты залипла, как идиотка!»