После каждого появления матери в школе ребята его дразнили,и он снова бросался на обидчиков, не считаясь ни с их численностью, ни с ихвозрастом.

Артему к тому времени исполнилось восемнадцать лет, и егозабрали в армию.

Провожая старшего сына, мать даже всплакнула. А у Колипоявились уже новые заботы. Рядом с домом был организован клуб культуристов,куда ходили качать мышцы все соседские ребята. Худой, часто недоедающий Колябыл идеальным «материалом» для работы. За год он вырос на восемь сантиметров,раздался в плечах, почувствовал себя увереннее и сильнее. Еще через год онвыглядел уже как настоящий атлет. Мать не могла нарадоваться на своего сына.

А потом в их жизни появился Кошкин. Он пришел к ним в клуб,хромая, насмешливо глядя на всех циничными, чуть прищуренными глазами. Когда онувидел Колю, глаза его вспыхнули. Он сделал шаг вперед.

— Ты, — сказал Кошкин, убирая палку, на которую опирался, —нападай на меня.

— Я инвалидов не бью, — грубо ответил Коля и в ту жесекунду, получив подсечку, оказался на полу.

— Ах ты гнида, — вскочил он и бросился на обидчика. НоКошкин легко увернулся, а Коля отлетел к стене, разбив себе нос. В третий разон поднялся, размазывая кровь по лицу, поднялся, твердо решив покончить с этимтипом, неизвестно как появившимся в их подвале. Он бросился на него, пытаясьиспользовать свой обычный трюк — схватить обидчика за ноги, — и получил такойудар ногой, что оказался на полу. Незнакомец остался доволен.

— Молодец, — сказал он, — из тебя выйдет толк.

Через три дня Колю пригласили в клуб «Прометей». Там ужесобралось человек сорок мальчишек, отобранных со всех соседских дворов.Некоторые были известны всей округе. Коля даже поежился, когда узнал именанекоторых из них. Это были известные дворовые заводилы. Но Кошкин обломал всех.Кто не ломался, уходил.

Кто сопротивлялся, того ломали.

Через несколько месяцев Кошкин отобрал двадцать пять человеки начал проводить с ними индивидуальные занятия. К тому времени какой-тонеизвестный банк купил им пустующий дом рядом с клубом, и у каждого из нихпоявились свои комнаты. Теперь это было место, где они собирались. В семнадцатьлет у Коли наконец появилась девушка. Он не поощрял шуточки ребят и никогда нерассказывал о своих отношениях с девушками. Никто бы не поверил, что у Коли досих пор не было первого опыта, и его отношения с Наташей были чистоплатоническими. Дважды или трижды он пробовал проявить себя настоящим мужчиной.Но каждый раз девушка плакала, он торопился, делал ей больно и затемуспокаивался, не решаясь повторить свой печальный опыт. Все это кончалось тем,что ее рука опускалась ниже, она припадала к его груди, и он получал хотя бычастичное высвобождение от душившей его энергии.

Но на самом деле ему было стыдно, что в семнадцать лет унего ничего не получается. И Коля никому не рассказывал о своих неудачныхопытах общения с девушками. Один раз его даже взяли с собой к проституткам. Ноон был зажат, скован, а когда дошло до главного, просто сбежал, почувствовавзапах дешевого одеколона, так явно напомнивший ему запах грязного белья.

Но вот вернулся из армии Артем. Он пришел совсем другимчеловеком. От его прежнего добродушия не осталось и следа. Теперь это былмрачный, вечно куривший молодой человек, который часами сидел на табуретке,уставившись в одну точку.

Все его попытки устроиться на работу ни к чему не привели, иКошкин пообещал помочь Артему с устройством.

К тому времени среди отобранных Кошкиным ребят произошел ещеодин отбор.

На этот раз более суровый. Из двадцати пяти отобралидвенадцать человек, которые стали заниматься по особой программе. Коля уже сталзаместителем руководителя группы. Руководителем же в их группе единогласно былизбран Павел, обладавший феноменальной способностью переносить любую боль.Павел, казалось, был сделан из особого материала. Когда однажды стеклоразрезало ему руку, он перевязал рану и терпел до самого вечера, не сказавникому ни слова. Для Павла не существовало авторитетов, за исключением Кошкина,который стал для него настоящим примером для подражания. У Павла былтяжелобольной отец, не выходивший из дома. Матери своей он не помнил, онаумерла, когда мальчику было пять лет… И подсознательно он винил свою покойнуюмать за то, что оставила его одного, осуждал и своего больного отца, ставшегосапожником и чинившего обувь всей улице; из-за него приходилось драться ссоседскими ребятами, дразнившими Павла всякими обидными прозвищами.

Впрочем, в их группе вообще не было ребят из благополучныхсемей. Это иногда удивляло Колю — казалось, кто-то специально их отбирал. Укаждого из них была своя трагедия в доме, свое одиночество, своя боль — рана,которую нельзя бередить. У доброй половины ребят не было отцов, у двоих —матерей; причем если Павел жил с больным отцом, то парень по имени Славик жил утети. Его родители погибли в автомобильной катастрофе, и сестра матери взялаего на воспитание, благо была старой девой.

Кошкин не любил много говорить. Он показывал и требовалповторить за ним каждое движение. Лишь однажды он взорвался — когда вместе снесколькими ребятами шел по бульвару и увидел девочек с двумя ухажерами — тесидели на лавочке. Девицы были явно местные. На них были совсем коротенькиемини-юбки, и они смеялись шуткам долговязых кавказских парней, не скрывавшихсвоего повышенного интереса к двум малолеткам. Девчонкам было летшестнадцать-семнадцать, парням — по двадцать с лишним. И хотя все сидели наскамейке и мирно беседовали, Кошкина это почему-то задело.

— Суки, — громко сказал он. — Б… продажные.

Девочки в испуге переглянулись, не понимая, кого хромойимеет в виду. А Кошкин изрек еще кое-что, после чего у кавказцев вытянулисьфизиономии; девушки же покраснели до корней волос.

— Ты кто такой? — вскочил один из парней. — Уходи отсюда, инвалид.

Палочка, на которую опирался Кошкин при ходьбе, частовводила многих в заблуждение. Казалось, этого человека можно толкнуть — и сбитьс ног. Но толкать Кошкина не рекомендовалось никому. Первый парень бросился нанего, но тотчас же отлетел к скамейке. Второй попытался ударить Кошкина — иоказался на земле. Кошкинские ребята хотели вмешаться, но тот крикнул:

— Не лезьте! — И ребята замерли, зная, что наставник ничегоне повторяет дважды.

Это была даже не драка — побоище: двое молодых кавказцев противофицера спецназа, пусть даже и хромого. В какой-то момент один из парнейвытащил из кармана нож, что и решило его судьбу. Кошкин не просто отнял нож, онизбил обоих до потери сознания — переломал им ребра, изувечил лица, отбилпочки, словно вымещал на этих «пришельцах» всю свою ненависть к «черным»,когда-то лишившим его стопы. И хотя стопу Кошкин потерял в бою, когда выстреломиз миномета его ранило в ногу, он тем не менее не скрывал своей ненависти к«черным», из-за которых закончилась его карьера военного.