– Испей, государь, – подала с поклоном ковш Вельяминова.

– Благодарствую, – поблагодарил я и с жадностью припал к ковшу.

– Может, чего покрепче? – спросил Анисим, но я только помахал рукой, дескать, не надо, завтра вставать рано.

Как ни странно, наши красны девицы, напоив нас, и не подумали уходить, а устроившись чуть в сторонке, принялись шушукаться. В другое время их бы, наверное, прогнали старшие, однако при мне не решились. Я же поначалу и не обратил на это внимания, а просто отстраненно смотрел в раскрытое окошко на темнеющее небо и размышлял о перипетиях жизни. Как случилось так, что я попал сюда, в это время? Почему история пошла не тем путем, который был известен здесь только мне, а совсем другим? И самое главное, почему и в этой жизни я совершенно одинок? Вроде есть и семья и дети, а я все равно продолжаю оставаться один.

Нет, разумеется, вокруг всегда много народа. Есть и соратники, есть и слуги, а среди последних, наверное, даже верные… Сидящих рядом Никиту и Анисима вполне можно считать друзьями, но… все это не то. Хочется, чтобы рядом была любящая женщина, да только где же ее взять? Просто женщин много, даже, наверное, с избытком, а вот одну-единственную, да чтобы любила, да еще и взаимно… Неожиданно, прежде всего для себя самого, начал перебирать в уме женщин, с которыми меня сводила судьба.

Супруга моя Катарина Карловна вышла за меня по приказу отца. Оно и понятно, засиделась принцесса в девках, а тут герцог подходящий, да еще и не из совсем уж последних. Воюет к тому же хорошо, а Швеции нужны храбрые солдаты. Какая уж тут любовь, тут брак по расчету – династический. И для моей благоверной корона всегда будет важнее меня, причем корона шведская, а не та, что на моей бедовой головушке.

Княгиня Дарловская? Бедняжка Агнесса Магдалена, выданная замуж за старика и внезапно оставшаяся вдовой. Ей было нужно срочно забеременеть, чтобы остаться полновластной хозяйкой во владениях мужа, и она получила то, что хотела. Не знаю, рассчитывала ли она всерьез на мое возвращение, и не разбил ли я ей сердце своей женитьбой на шведской принцессе. Надеюсь, что нет, а также надеюсь, что она счастлива со своим новым мужем.

Ульрика Спаре? Не знаю, чего добивалась она, а мне нравились ее экзальтированность и бесшабашность. К тому же, что греха таить, кровь мою будоражило осознание того, что любовница одновременно приходится сестрой заклятому врагу и женой одному из главных политических противников.

Марта? Моя бедная Марта, как я мог о ней забыть! Эта девочка, похоже, меня действительно любила и всем пожертвовала ради этой любви. Мало того, она родила мне дочь, которую я так и не увидел. Как они там, в этом далеком Вольфенбюттеле? Впрочем, меня ли она любила? А может, вовсе не меня, а этого беспутного принца, который жил в этом теле до моего появления? Он, помнится, обесчестил ее старшую сестру, у которой, кстати, тоже родился ребенок, и убил на дуэли брата. Папаша собирался жестоко отомстить, но маленькая Марта спасла принца… нет, уже меня. Мы через многое прошли вместе, но расстался я с ней без сожаления, успокаивая свою совесть тем, что о девушке и ребенке позаботится герцогиня Клара Мария.

А вот в России с любовью как-то не везло. Настю, которую я когда-то отбил у разбойников, зарезал этот чертов Енеке. Ксения тогда и вовсе в монастырь вернулась, а я ведь ей дочку нашел, что было ничуть не легче, чем отыскать иголку в стоге сена. Но даже не взглянула в мою сторону царская дочка, а ведь видела, как я на нее смотрел. Машка, кстати, в нее, только белокурая. Вырастет – красавица будет, всем встреченным на пути парням голову вскружит, чертовка! О любви Лизхен и говорить не приходится, она маркитантка – и этим все сказано. Занимается, пользуясь моей защитой, ростовщичеством и потихоньку богатеет, а случись что со мной, тут же станет новой походной женой у следующего командира. Так уж в этой профессии заведено. Уже сейчас чует, что пахнет жареным, и засуетилась. Нет, надо у нее дочку забрать, пока такой же стервой не выросла, да вот только куда?..

Пока я так раздумывал, девушки затянули грустную песню. Начала Марьюшка, своим тонким, но мелодичным голоском, затем вступили грудные голоса Глаши и Алены. А я ведь и не подозревал, что они такие певуньи. Немудреные слова переплелись в песенном кружеве и поплыли над ночною Москвой ввысь. Мне невольно припомнилась наша первая встреча с Вельяминовой. Я только что бежал из польского плена и совершеннейшим чудом наткнулся на Никиту, а он на радостях повез меня знакомить со своей семьей. Как-никак спаситель из неволи! Алена с тех пор сильно переменилась, а тогда она была еще совсем девчонкой с дерзким нравом и острым язычком, которым она тут же прошлась по мне, и я, может быть, впервые в жизни, не нашелся с ответом.

Что поделаешь, уж больно она была похожа на ту Алену из моей прошлой-будущей жизни, которую я так безнадежно любил. Та девчонка и без того не была гадким утенком, а теперь и вовсе превратилась в прекрасную лебедь. Русские наряды не слишком подчеркивают женскую фигуру, но даже в них очевидно, что сестра моего окольничего великолепно сложена. Черты лица ее обладают необыкновенной прелестью, а кожа совершенно не нуждается ни в белилах, ни в румянах. Это, кстати, очень хорошо, потому что косметика в этом времени – просто оружие массового поражения по вредности… А что не смогли изменить прошедшие годы, так это характер боярышни. Каждый раз вспоминая, что она устроила драгунам на рынке, мои губы растягивает улыбка. И достанется же кому-то такое «счастье»!

Помню, Никита рассказывал мне еще в далеком двенадцатом году, что его сестре кто-то нагадал, будто я ее суженый, и она, при всей своей независимости и дерзком нраве, отнеслась к этой ерунде совершенно серьезно. Впрочем, эта блажь конечно же давно прошла, а Никита наверняка подыскивает сестре хорошую партию среди родовитых людей, и как только найдет, сразу же выдаст замуж. Спрашивать у девиц их согласия на брак никому и в голову не приходит, и, полагаю, мой окольничий тут не исключение. Странно, но мысль о том, что я был предметом девичьих грез у Алены, показалась мне очень приятной, а то, что ее выдадут замуж – наоборот, грустной. Наверное, я все-таки старею и становлюсь сентиментальным.

– Спасибо, красавицы, за пение, – похвалил я девушек, – порадовали. Машка, иди поцелую, да спать пора ложиться.

Та не заставила себя просить дважды, и тут же вскочив, с удовольствием подставила щечку. Осторожно поцеловав егозу, я ласково потрепал ей волосы.

– Совсем большая уже стала, того и гляди просватают. Позовешь хоть на свадьбу-то?

– Ты мне, царь-батюшка, сначала принца обещанного найди, а за свадьбой дело не станет! – со смехом заявила маленькая оторва, а затем, лукаво улыбнувшись, добавила: – А почто только меня целуешь? Девочки тоже старались!

– Машка! – едва не прикрикнул от неожиданности Анисим.

– Эх, Марьюшка, – засмеялся я в ответ, – да на что я им нужен со своими поцелуями, такой старый?

– Ну, Глашке, может, и старый… – задумчиво протянула она. – А Аленушке – в самый раз!

«Вот же паршивка!..» – подумал я со смехом и шагнул к девушкам. Поцеловав одну за другой в лоб и перекрестив, я пожелал всем спокойной ночи и пошел в горницу, где для меня была приготовлена постель. Уже выходя, я услышал ехидный возглас Машки: «А почему вас не в губы»? – и злобное шипение Пушкарева: «Выпорю»! – Припомнив красиво очерченные губы цвета спелой вишни у Алены и Глаши, я подумал, что мысль не так уж и дурна.