Между процедурами и отчётами я выяснил у хирурга, что теперь на самом деле частично превратился в Терминатора, поскольку мои рёбра скреплены титаном — мол, передовая технология остеосинтеза, которая позволяет быстро восстанавливаться. Я пошутил, что предпочёл бы стать жидкокристаллическим киборгом, тот практичнее — из лужицы сразу в бой.

Меня изоляция не устраивала, поэтому я обаял юную медсестру Лидочку. Она была не такая хорошенькая, как её напарница, и судя по царапинами на руке и паре шерстинок на колготках, жила с пушистым другом. Я тут же вплёл пару баек о котах, выслушал с живым интересом, как её любимец уминает свежие огурцы, ловит лапками шарик и мило обнимает её, когда она спит. На что в ответ поулыбался, а потом вздохнул: мол, на свете моделек много, а умных и добросердечных девушек единицы. И получил честно заработанный смартфон с интернетом в пользование плюс обожание в глазах в качестве бонуса. Простое правило: любому человеку что-нибудь нужно, большинству — внимание.

Лидочку вызвали в ординаторскую, я уткнулся в телефон. Обнаружил Женю в новостях и успокоился. А вот известий о Кролике Роджере не было. Это меня напрягло, ведь я блогеру намеренно дал инфу, где и примерно когда тот увидит торжественное возвращение пропавшего политика. Неужели блогер пропустил эксклюзив?

Вечером меня ждали сюрпризы похлеще. СМИ гремели «разоблачением» моей Снежинки. Я смотрел в поцарапанный экран смартфона и скрежетал зубами, мечтая свернуть шею манерному уроду из её театра. Специально сняли интервью в том месте, где вчера давала его Женя. И лицо её засветили.

У меня волосы на загривке шевелились. Вот так они решили всё обставить, да? Зря. Я этого на тормоза не спущу!

Зорин должен был прийти с минуты на минуту за отчётом, и у меня были к нему вопросы. За эти минуты мой мозг работал на всю катушку. Худрук театра заявил во всеуслышание, что похищения не было. Ясно, зачем: замять шумиху вокруг Кролика Роджера. Очевидно, что этому уроду Дорохову заплатили или надавили — вон как распинается, утырок.

Нос сломаю, постесняется потом на экран лезть.

Кто мог повлиять на худрука? Наши. Сам Кролик Роджер, его помощники. Всё.

Выстрел в новостях был прицельный и точный. Ещё пара статей, опускающих Женю до уровня плинтуса, и ни одна бабка не будет думать, что с политиком вообще хоть что-то случалось.

Что это значит для Жени? Конец карьеры, вечная репутация со знаком минус, хоть шпагат на Карибах показывай, как некоторые. Но Женя не некоторые!

Я выругался в голос.

Что это значит для меня? Я освободил Кролика Роджера — это мне в плюс, СОБРовцы получат обещанные медали, но тихо, без пафоса. А я? Я взглянул на братцев у дверей. Не сняли охранничков. Интересно, а как я прохожу нынче по документам? Уж не под подозрением ли я в соучастии «неслучившегося» похищения? Я бы не исключал.

Дальше.

Что это значит для Зорина? Если выступление черноволосого урода из театра организовано спецслужбами, значит, Зорин мне врал и теперь у него горит зад. Он сказал мне, что Кролика Роджера решено сливать, а на самом деле тот по-прежнему был важен. И прав был я, и правду говорил Петюня Горячев.

С точки зрения логики интервью утырка в прямом эфире на это непосредственно указывает. Ведь если не было похищения политика, нет скандала, имидж страны в порядке, мы молодцы: взялись охранять беглого господина N., и он как у Христа за пазухой.

Любопытно, что Зорин мне ответит на всё это? Отмажется, что разведка с контрразведкой не договорились?

Пять минут, десять, пятнадцать. Полковник не явился. А он никогда не опаздывает!

Поводов расслабляться больше не было. Пора уходить. Я вытащил вещи из тумбочки, оделся, кряхтя и славя фармацевтов, придумавших анальгетики. Хлопнул пару таблеток вдогонку.

Заглянула Лидочка, я вернул ей телефон и попросил ещё обезболивающих. Едва она вышла, притворив за собой двери, я неслышно открыл окно в темноту — второй этаж. Если бы не рёбра, было бы проще, а так пришлось изгаляться. Я «надел» на подушку с соседней койки собственную куртку и сбросил на снег. Днём бы не прокатило, но в темноте двора без фонарей — живописно.

Оставил один казённый тапочек на полпути к окну, второй на подоконнике. При включённом свете встал к стене у выхода из палаты и начал считать выдохи: раз, два, три… Лидочка распахнула двери, влетела радостная и, опешив, бросилась к раскрытому окну. Завизжала. Первый братец кинулся сразу к ней, второй чуть тормознул. Перед моим носом вылезла пиджачная рука с пистолетом. Захват. Створкой двери в лоб. Разворот. И пока Лидочка с первым пялились на улицу, второй охранник рухнул на пол.

Я выскользнул наружу, перевернув на горемычного стул, и побежал с перекошенной физиономией по коридору. Подхватил белый халат с вешалки открытой ординаторской. Зашёл в процедурную, рявкнул командирским тоном медсестре:

— Долго вас пациент из пятой ждать будет?! Идите!

Та подпрыгнула и выскочила наружу. Ножка стула в дверь. Распахнул окно. Халат к чёрту. И с лицом гоблина перебрался на пожарную лестницу. Пока спускался до крыши полуподвального входа, думал, кончусь. Но ничего. Ещё несколько неприятных минут и я ёжился у дороги, тормозя такси.

Скривился, садясь, и попросил водилу подбросить на улицу Красных Зорь. Я мог поклясться, в том закутке по-прежнему стоит мой Шевроле, а в тайнике есть деньги и документы. План А: выяснить, где Женя, и кто дирижировал утырком Дороховым. Я бы мог посудачить с худруком театра, как Сергей Брынько, — битой и в багажник, но рёбра, проклятые рёбра! Придётся для начала совать ему в нос корочку, чтоб разговорился. Его признание даст мне сразу несколько ответов, от которых и будет зависеть план Б.

⁂

В театр с небритыми мордами не ходят. Мне даже стыдно стало, но я вошёл. Сверху надрывно разорялся Чайковский, в холле сонно царили колонны и гардеробщицы. Охранник дремал на пуфике, но я всё равно оставил пистолет в машине: рамки-рамки, везде рамки.

— Вы опоздали, спектакль скоро закончится! — пошла в атаку на меня грудастая служительница Мельпомены с буклетами в руках и седыми буклями на голове.

— В следующий раз непременно приду заблаговременно, — кивнул я и показал корочку. — Мне нужен Дорохов, ваш худрук, и артистка Берсенева.

— Ах, вы по поводу Жени… — поджала губы работница в красном и осуждающе покачала головой. — Такая милая на вид девочка и такие поступки!

— Какие именно? — уточнил я.

— Ну как же! — подплывая, всплеснула руками ещё одна мадам, весьма похожая на первую. — Устроила ложное похищение! Прогуляла спектакли! Мы ей так сочувствовали, так переживали за неё, а она…

— Что переживали — это хорошо, — проговорил я. — А насчёт того, что похищение было ложным, у вас доказательства есть?

— Нет, но…

Я посмотрел строго, как вышестоящий начальник, — с такими можно только так, и сказал безапелляционно: