— А если нет, то обвинять её не в чем. Есть такое понятие, как презумпция невиновности. Слышали?

— Да, но…

— Человек невиновен, пока вина не доказана. Уголовный Кодекс Российской Федерации. Советую почитать.

Женщины раскрыли рты, охранник глаза. Моргнули хором, а я повторил вопрос:

— Итак, где мне найти Берсеневу и Дорохова?

— Берсеневу уволили, говорят. Но вы можете уточнить в отделе кадров, правда, завтра. Там все уже ушли. А Игорь Дмитриевич на спектакле. Ещё полчаса до финала в ложе с гостями. Сегодня нас посетил мэр с супругой…

— Хорошо, я подожду. Проводите меня к его кабинету, — распорядился я.

Меня проводили. Показали, где буфет. Я заказал кофе и начал выжидать. Густой запах арабики, изящная чашечка, бутерброды и адажио Чайковского, рвущееся через дверь. Непривычно после долгой игры в обиженного жизнью десантника. Ждать мне надоело. Тем более сейчас не стоило долго находиться на открытых пространствах. Я вернулся к служебному входу и пошёл по коридору. Впереди брезжили балетные пачки. Угу, кто-то из них точно знает, где живёт Женя. Я направился к ним, хотя рёбра молили улечься прямо тут на коврике. Дорогу мне перегородила худая высокая дама с короткой седой стрижкой и балетной поступью.

— Вам сюда нельзя! — заявила она тоном королевы. — Немедленно очистите служебное помещение!

Судя по её возмущённому, пренебрежительному взгляду на мои мятые брюки и фейс со скобами на лбу, мне вообще нельзя было появляться в приличных местах.

— Мне сюда можно, — отрезал я, предъявляя корочку. — Как и везде. Отдел спецопераций, контрразведка, ФСБ.

— Что вам нужно? — всё ещё подозрительно и не меняя королевского фи на милость, спросила дама, вырастая в росте и пытаясь смотреть на меня сверху вниз.

Не выйдет.

— Мне нужна Евгения Берсенева, её адрес и контакты.

Балерины в пачках пропорхнули мимо, воздушные и прекрасные, хоть и буйно накрашенные. Но моя Женя лучше. Дама не торопилась отвечать. Она изучала моё удостоверение, как школьная медсестра голову в поиске вшей. Наконец, она поджала губы и ответила нехотя и достаточно громко:

— Евгения уволилась сегодня. Был скандал, её забрал отец. И сказал, что увозит её из города. — Она посмотрела на часы на руке и небрежно пожала плечом. — Судя по тому, что я слышала из их разговора, они должны были уже улететь.

— Куда? — напрягся я.

Дама улыбнулась ехидно.

— Не знаю. Может, в Москву, может в Сочи, проветриться после всего, может ещё куда-нибудь. Проверьте в аэропорту по рейсам, вам же везде можно.

— Ладно, — ответил я и двинул в сторону комнаты, откуда выпархивали и запархивали балерины, как мотыльки из банки, — спрошу у других.

Она встала передо мной столбом и раскрыла руки, закрывая проход:

— Нельзя!

— Мне можно.

Я пошёл на неё, она чуть оттолкнула меня, сверкнув глазами. А в моих потемнело от боли. Чёрт! Я скривился и не сдержавшись, втянул сквозь зубы воздух. Дама отдёрнула руку.

— Прошу прощения! Что у вас?

— Бандитская пуля, — с сиплым выдохом усмехнулся я.

— Простите… — повторила дама, приобретая чуть более человечный вид. — Но вам на самом деле нельзя. Это творческий процесс, «Лебединое озеро»! Девочки в образе, разве можно представить маленьких лебедей на допросе? Помилуйте, уважаемый, и поймите. Приходите завтра, отдел кадров вам выдаст все контакты, всё что потребуется, а я лично направлю к вам на беседу каждую артистку и артиста, сняв с класса.

В голове у меня ещё вспыхивали тёмные пятна. Толку настаивать, если Женя улетела. И мне нужен был Дорохов, потому что от его ответов и её судьба зависела. Так что я отступил.

— Хорошо. Извините, работа.

— Я понимаю, у меня тоже работа — сохранять творческий процесс. И вы извините. Вам туда! — указала дама на выход.

Я вернулся в буфет. Вздохнул, наконец, нормально и заглотнул новую порцию таблеток. Терпеть не могу некондиционное состояние, не умею болеть.

Как назло, чернокудрый урод Дорохов вышел вместе с важными персонами с супругами, среди которых я узнал начальника городской полиции. Изучил его лицо специально, ещё до приезда в Ростов. Я повернулся к нему полубоком, скрывшись за пышный куст в кадке — кто знает, не изучил ли он моё в связи со сводками «Их ищет полиция» и моим неясным пока статусом. Элегантный, как павлин, Дорохов был гостеприимно мил, с лёгким флёром заезжей звезды, которая чрезвычайно рада пусть и провинциальным, но важным господам.

Через сорок минут флёра не было, и он был не рад. Он истошно орал в моём багажнике, куда я его случайно уронил кулаком в нос на подземной парковке. Быстро и без камер. И закрыл. Покатался немного по тёмным улицам без асфальта — в Ростове этого добра! Потом остановился на спуске к Дону, опять открыл.

— А в чём дело, милейший? Чего кричать? Похищения не было! — с невинным удивлением сказал я.

Уродец с окровавленной физиономией попытался выскочить, но опять упал обратно. И я снова закрыл багажник и сообщил в гнетущей темноте ростовской подворотни:

— Когда захотите рассказать, кто надоумил вас, господин Дорохов, на то, что похищения не было, простучите полонез Огинского.

Дорохов затих.

— Не знаешь как? — наклонился к багажнику я. — А ещё худрук! Вот так надо: та-а-тарара-тта-тарара, тадамта-пам, парарам… ну и так далее.

Стучал я громко. Надеюсь, он чувствует себя, как крыса в мусорном баке. Почему-то не захотелось корочку показывать. Я имел глупость представиться ему полным именем, когда звонил по поводу Жени, чтобы в целях безопасности три часа не пускали к ней никого, в том числе журналистов. Если он увидит моё имя в удостоверении, уже так не повеселишься, а очень хотелось. Говорят, с кем поведёшься, от того и поведёшься, вот и у меня профессиональная деформация — научился у Зубра: чуть что и в багажник. Я прислушался.

— Не стучишь? Ну ладно, поехали! За Аксайским мостом на Левом берегу есть место одно хорошее — самое то, чтобы ноги ломать без свидетелей… Сейчас покажу!

Пауза была недолгой. Изнутри багажника заколотили отчаянно и невпопад. Я усмехнулся.

— Не правильно. В ритм не попадаете. Я же Полонез Огинского просил, а не Польку Бабочку. А сейчас вообще рэп какой-то пошёл… Ну что вы, право! Поехали ноги ломать.

Утырок прервался, но секунду спустя начал настукивать нервно, но правильно. Я взял в руки пистолет и открыл багажник. Худрук пырхнулся и застыл, увидев дуло пистолета, закрылся руками и взвизгнул:

— Я не сам! Меня заставили! Заставили! Это был Линской, генерал Линской Иван Андреевич!

И тут даже я удивился: это же наш! Начальник Зорина!

Терминатор