– Будьте с нами искренни: есть ли у вас хоть малейшее предположение, что с ней могло произойти?

Он посмотрел на нас потухшим взглядом.

– Нет, я едва был с ней знаком. За все время мы обменялись всего двумя десятками слов.

Он демонстративно посмотрел на часы.

– Слушайте, парни, десять минут давно прошли. Я рассказал вам все, что знал. Единственное, что мне хотелось бы, – это перевернуть страницу и никогда больше не думать об этом периоде своей жизни.

Так как Хэтэуэй ничего не сделал, чтобы его удержать, он поднялся с места.

– Вы сдержите слово? Не станете упоминать мое имя в своей книжке?

– Обещание есть обещание.

Несколько секунд он постоял перед нами, явно колеблясь.

– И последнее: хочу вам кое-что посоветовать. Найдите этих двух мерзавцев полицейских. Они на мне хорошо оторвались. Уверен, что никто лучше них не знает это дело.

Не испытывая большого желания сразу же садиться за руль, Хэтэуэй предложил мне выпить по стаканчику на террасе ресторана на сваях неподалеку от парка Эмбаркадеро.

– Ну что, – спросил я у него. – Думаете, он сказал нам правду?

– Ковен укрепил меня в уверенности: в этом деле, как во всяком другом, я буду рассматривать самые безумные версии. Этот тип ничего не сделал вашей матери или это самый невероятный притворщик, которого я когда-либо встречал.

– Я думаю так же. Вы же слышали, что он сказал: нам просто необходимо найти Норриса и Коупленда.

– Это уже сделано.

– Как это «сделано»?

– Коупленд умер в 1983 году, а вот Норрис еще среди здравствующих.

– Но почему вы мне ничего не сказали, черт возьми? Мы два часа болтали в вашей колымаге!

– Я не хотел пороть горячку, вам надо было на какое-то время сосредоточиться на Ковене. Нет смысла гнаться за несколькими зайцами сразу.

Такое отношение меня задело: судя по всему, он упорно продолжал меня недооценивать.

– Когда мы к нему поедем?

– Извините, Бадина, но в этот раз я собираюсь сыграть соло. Каждому овощу свое время… Норрис еще в нашем мире, но ненадолго: у него рак, и, насколько мне известно, жить ему остается всего несколько месяцев. Мы не можем себе позволить здесь допустить промашку.

– Вы хотите мне сказать, что он согласился с вами встретиться?

– Еще нет, но это скоро произойдет.

– Как вы можете быть настолько уверены в себе?

– Для него пробил час подводить итоги. Надеюсь, что он захочет облегчить себе совесть, – если, конечно, ему есть, в чем себя упрекнуть.

Хэтэуэй оставил меня у моего дома в начале шестого. Наше путешествие в Сан-Диего не было бесполезным: мы окончательно исключили версию с Эдди Ковеном и пришли к выводу, что его арест был совершен ради отвода глаз. Оставалось лишь узнать, что должна была скрывать эта ложная цель.

Поднявшись по аллее к своему дому, я был удивлен, увидев перед гаражом незнакомый «Лексус». Я был готов к чему угодно, только не к виду Эбби, устроившейся на кушетке в гостиной с ноутбуком на коленях.

– Эбби! Что ты здесь делаешь?

По тону, которым был задан этот вопрос, можно было без труда догадаться, что я считаю ее присутствие неприятным затруднением. Но Эбби не попалась на эту удочку.

– Здравствуй, Дэвид. Хотела сделать тебе сюрприз. Приятный сюрприз… но, похоже, он не получился.

Приближаясь к ней, я полностью изменил выражение лица.

– Что ты такое говоришь? Это просто великолепно, что ты здесь!

Она встала, мы поцеловались, но сердце в этом не участвовало – ни с моей, ни с ее стороны.

– Съемки продолжались меньше времени, чем предполагалось. Я подумала, что было бы неплохо приехать на несколько дней в Лос-Анджелес.

– У тебя есть ключи?

– Нет. Мариса только что ушла, это она мне открыла.

– Ты долго ждешь?

Она бросила взгляд на часы.

– Чуть меньше двух часов. Я звонила тебе на мобильник.

– Я не взял его с собой.

– Уже знаю, он звонил. Он у тебя на столе…

Я резко повернул голову в сторону кабинета, думая о том, что приколото на пробковой доске, не говоря уже о том, что валяется на рабочем столе.

– Что происходит, Дэвид? Я видела фотографии, статьи и заметки, которые ты сделал.

– Ты рылась в моем столе?

– Я вообще ничего не трогала! Я тебе только что сказала, что твой мобильник звонил. Ты что, пишешь сценарий о своей матери? Так вот что не давало тебе покоя все эти дни! Это и есть та история, над которой ты работаешь?

Я будто упал с облаков. Сценарий! Эбби сама предоставила мне предлог, лучше не бывает. Но мне больше не хотелось ей лгать. Не только потому, что испытывал стыд за то, что уже успел наговорить, но и потому, что и так слишком далеко зашел, скрывая правду.

– Я не пишу сценарий и не работаю над новой историей – за исключением глупейшего режиссерского сценария, который мне всучил Катберт.

Я чувствовал себя настолько обездвиженным, что едва мог продолжать.

– Хочешь знать правду? Хорошо. Сейчас я занят тем, что веду расследование.

– Не уверена, что поняла… Какое расследование?

– Все просто: я хочу расследовать дело Элизабет Бадина. Хочу выяснить, что сорок лет назад произошло с моей матерью, и обличить ее убийцу.

Моя внезапная уверенность показалась смешной мне самому. Эбби была настолько потрясена, что была вынуждена присесть на кушетку. Судя по выражению лица, она даже представить себе не могла такого.

– Кто этот мужчина на внедорожнике, который тебя только что подвез? Я видела вас в окно.

– Его зовут Сэм Хэтэуэй. Он частный детектив, но почти тридцать лет был сотрудником департамента полиции Лос-Анджелеса. Я пригласил его помочь мне в розыске.

Ее лицо по-прежнему выражало чистое незамутненное удивление.

– И как долго ты расследуешь то, что случилось с твоей матерью?

– Почти десять дней.

– И что на тебя вдруг нашло?

– Все очень сложно. Сам толком не знаю, с чего начать. Через десять дней после твоего отъезда из Нью-Йорка я уехал в Массачусетс, чтобы встретиться с Уоллесом Харрисом.

Она вытаращила глаза.

– Ты что, смеешься надо мной?

– Знаю, это может показаться безумным. Я встретился с тем, кто пригласил мою мать на ее последнюю роль.

– Ты хочешь сказать, что встретил Уоллеса Харриса за несколько дней до его смерти?