Ничто в сущности не рождается и ничто по своей сути непогибает — все в этом мире представляет собой действие и противодействиематерии; это похоже на океанские волны, которые без конца вздымаются и опадают,на морской прилив, который постоянно наступает и отступает, и при этом ни однойкапли не прибавляется, и ни одной не убавляется в общем объеме воды; это вечныйпоток, который был всегда и пребудет всегда, и мы, сами того не сознавая, делаемсяего главными носителями, сообразно нашим порокам и добродетелям. Все в миреесть бесконечное изменение; тысячи тысяч различных частичек материи,проявляющихся в самых разных формах, разрушаются и заново возрождаются в другихформах, чтобы вновь погибнуть и вновь появиться. Принцип жизни — это всего лишьрезультат сочетания четырех элементов; со смертью комбинация распадается,каждый элемент целым и невредимым возвращается в свою сферу, готовым вступить вновую комбинацию, когда их призовут законы трех царств; изменяет форму толькоцелое, части остаются без изменения, и из этих частей, вновь объединенных вцелое, создаются новые существа, и так происходит вечно. Но принцип жизни,будучи только плодом комбинации элементов, не существует сам по себе, он существуетлишь через это объединение, он изменяется целиком, когда это объединениераспадается и проникает в новое творение, создаваемое из обломков старого. Апоскольку эти существа совершенно безразличны по отношению друг к другу исовершенно безразличны не только к Природе, но и к законам трех царств,изменения, производимые в материи, не имеют никакого значения: в самом деле,какое имеет значение, если, как говорит Монтескье, я леплю что-то круглое изчего-то квадратного, если из человека я делаю капусту, салат-латук, бабочку иличервя; ведь тем самым я только осуществляю право, данное мне на это, и еслизахочу, если смогу, я перемешаю или разрушу все существа, и никто не скажет,что я действовал вопреки законам трех царств и, следовательно, вопреки законам Природы.Совсем наоборот: я верно служу этим законам, служу трем царствам, давая землепищу, которая поможет ей творить новые создания и без которой творчеству еепридет конец; я служу законам Природы, поступая в согласии с целями вечногоразрушения, которое является девизом Природы и способность к которому отобралиу нее существа, сотворенные ею.

Неужели эта травинка, эта букашка или личинка, в которуюпревратилось убиенное мною существо, имеет какую-то особую ценность длязаконов, управляющих тремя царствами? Неужели в глазах Природы, котораяизрыгает свои создания самым беспорядочным образом, одно из них можетприобретать какое-то особое значение? Это равносильно утверждению, что измиллионов листьев, растущих на старом дереве, один более дорог ему потому лишь,что он крупнее остальных. На этот счет Монтескье говорит так: «Только нашагордыня не дает нам почувствовать нашу ничтожность и заставляет нас, несмотряна эту ничтожность, считать себя чем-то особенным в этом мире, достойнымособого внимания или хотя бы простого упоминания. Нам хочется думать, чтопотеря такого совершенного существа, каким мы являемся, будет катастрофой дляПрироды, и мы даже не представляем себе, что отдельный человек, или всечеловечество, или сотня миллионов планет, похожих на нашу землю и до краевнаселенных людьми, являются лишь мелкими атомами, совсем крошечными и дляПрироды безразличными». Посему истребляйте, рубите на куски, истязайте,ломайте, душите, уничтожайте, жгите, стирайте в порошок, словом — превращайте всамые разные формы все творения трех царств, и вы окажете им неоценимую услугуи огромную пользу. Вы сделаетесь любимицей их законов, вы будете исполнятьзаконы Природы, ибо мы, люди, слишком слабы и слишком немощны, чтобы сделатьчто-нибудь серьезное, кроме как способствовать общему порядку вещей, и то, чтомы считаем беспорядком, на деле есть один из законов порядка, которого нам недано понять и который назвали беспорядком по неразумению, потому что егопоследствия, угодные Природе, выбивают нас из привычной колеи или противоречатнашим убеждениям. Но если бы преступления не были необходимы для универсальногомиропорядка, разве они внушались бы нам? Разве мы чувствовали бы в глубинесердца потребность совершать их и в то же время удовольствие после ихсовершения? Как смеем мы думать, будто Природа могла вложить в нас порывы,противоречащие ее задачам? Между тем разумнее считать, что она приложила всеусилия с тем, чтобы лишить нас всякой возможности делать то, что могло быпо-настоящему повредить ей. Попробуй, девочка, выпить лучи, которыми солнцеосвещает наш мир, попробуй изменить упорядоченный ход звезд или полет небесныхтел в пространстве — попробуй, и ты увидишь, что ничего у тебя не выйдет, и всепотому, что это — именно те преступления, которые могут на деле оскорбитьПрироду, и она предусмотрела все, чтобы мы их не совершали. Что же касается досил и возможностей, которые она нам дала, она это сделала намеренно; такдавайте творить то, что в наших силах, и уничтожать и менять то, что в нашихвозможностях, не боясь обидеть ее. Но самое главное — понять, что тем самым мыпомогаем ей и служим ей тем усерднее, чем больше обращаемся к делам, которые понедоразумению считаются преступными.

Но, быть может, есть какая-то разница между тем или инымвидом преступления, и существуют убийства, настолько подлые и отвратительные,что могут привести Природу в ужас? Полноте! Будет верхом глупости, если вы хотьна минуту поверите в это. Какую ценность может представлять в глазах Природычеловек, которого окружили ореолом святости наши человеческие условности?Неужели для Природы тело вашего отца, вашей матери или сестры дороже, нежелитело вашего раба? Для нее таких различий не существует и существовать не может,ведь любое тело, каким бы ценным оно не считалось по нашим законам, будетподвергаться одним и тем же метаморфозам. Поймите, что ей по сердцу жестокость,которая так пугает вас; она ждет от вас еще больше — чтобы вы были непримиримымпротивником любого размножения и даже чтобы стерли с лица земли все трицарства, чего вы сделать, увы, не в состоянии; но если ваша жестокость не можетдобраться до таких высот, обратите ее на более доступные цели и удовлетворитеПрироду по мере своих возможностей. Если вы не можете порадовать ее глобальнымразрушением, по крайней мере вложите в свои убийства побольше мерзости иужасов, и тем самым вы выскажете свое наивысшее послушание к законам, которыеона устанавливает: ваша неспособность сделать то, чего она от вас хочет, неосвобождает вас от обязанности делать то, что в ваших силах.

Исходя из всего вышесказанного, должно быть очевидно, чтодетоубийство ближе всего соответствует замыслам Природы, так как оно разрываетцепочку потомства и обрекает на гибель максимальное количество семени. Приубийстве отца сын ничего не разрушает, он убирает только самое последнее звенов цепочке; когда отец убивает своего сына, он не дает возможности добавитьновые звенья, и цепочка обречена; но в случае, когда сын уничтожает отца,убийца остается в живых, и вместе с ним живет будущее его рода. Дети или молодыеженщины, предпочтительно беременные, — вот .лучшие объекты убийства, ибоэто лучше всего отвечает целям животного царства и прежде всего Природы, именнок этому должен стремиться тот, кто желает ублажить жестокую матерь человечества[47].