вплотную к японским позициям. Внезапность была настолько полной, и смятение на японских позициях так велико, что японская артиллерия не открывала огня для поддержки своей пехоты до 10:15. К тому времени многие японские передовые позиции были уже захвачены советскими войсками. К середине дня на многих участках японское сопротивление становилось все более упорным, и вскоре на фронте протяженностью около 40 миль бушевал яростный бой.

В первый день наступления южная группа полковника Потапова добилась самого впечатляющего успеха. 8-я монгольская кавалерийская дивизия разбила маньчжурскую кавалерию, прикрывавшую южный фланг Комацубары, и танки и мотострелковые части Потапова прогнули южный сектор японского фронта на восемь миль в северо-западном направлении.

Центральная группа Жукова продвинулась лишь на расстояние от 500 до 1500 ярдов, столкнувшись с ожесточенным сопротивлением японских войск в центре, но ее наступление настолько связало боем главные силы Комацубары, что он ничем не мог помочь своим флангам.

Северная группа полковника Алексеенко легко нанесла поражение маньчжурским кавалерийским частям, прикрывавшим северный фланг японцев на расстоянии около двух миль к северу от высот Фуи. Но сами высоты представляли собой естественное укрепление, и наступление северной группы там остановилось.

Пока первый этап советского наступления набирал силу, генерал Огису, командующий 6-й армией, пытался оценить обстановку. Все еще не зная о силах, которыми располагал Жуков, Огису послал в штаб Квантунской Армии успокаивающее сообщение: "Противник пытается окружить наши фланги, но эффективность его наступления не высока... наши позиции на других участках хорошо укреплены. Можно не беспокоиться". Это оптимистичное донесение внесло вклад в задержку подкреплений для 23-й дивизии. Некоторые в штабе Квантунской Армии полагали, что это наступление советские войска проводят с ограниченными целями, как 7-8 августа, и оно вскоре остановится. Другие опасались, что это лишь отвлекающий маневр перед крупномасштабным наступлением на каком-либо другом участке трехтысячемильной советско-японской границы. В штабе Квантунской Армии были лишь немного обеспокоены, но не встревожены положением Комацубары.

21 и 22 августа южная группа Потапова прорвала основную линию обороны японских войск в нескольких пунктах, разделив южный сектор японских позиций на несколько отдельных сегментов, которые по одному отрезались и уничтожались советскими войсками. Советские танки, мотострелки и артиллерия действовали быстро и со смертоносной эффективностью. Выжившие японские солдаты рассказывали, как каждый участок сопротивления переживал свой индивидуальный период ада. После того, как японское тяжелое оружие в очаге сопротивления уничтожалось, советские танки и мотопехота постепенно сжимали кольцо, и советские орудия стреляли почти в упор. Огнеметные танки выжигали поспешно построенные укрепления и подземные убежища. Советская пехота уничтожала выживших гранатами, стрелковым оружием и штыками. К концу дня 23 августа группа Потапова ликвидировала линию японских позиций к югу от реки Хольстен. Оставался только один значительный очаг сопротивления. Тем временем 8-я мотоброневая бригада, обойдя японские позиции, достигла пункта к юго-востоку от деревни Номонхан, примерно в 11 милях к востоку от слияния двух рек, и блокировала наиболее вероятный путь отступления японских войск к югу от Хольстена.

За эти два дня в центре японских позиций советские войска в ходе ожесточенного боя смогли продвинуться лишь на несколько десятков ярдов, а северный фланг, основным пунктом обороны которого были высоты Фуи, держался наиболее упорно.

Над полем боя бушевало воздушное сражение. Советская авиация оказывала тактическую поддержку своим танкам и пехоте, а 2-я авиагруппа Квантунской Армии пыталась атаковать наступавшие советские войска. До Номонханского инцидента японские ВВС не встречали сильного противника в воздухе. С 1931 до 1939 японская авиация господствовала в небе над Маньчжурией и Китаем. Но у Номонхана советские ВВС имели двукратное превосходство в самолетах и пилотах. Это серьезно усиливало нагрузку на японских пилотов, которым приходилось летать на боевые вылеты почти непрерывно, часто против численно превосходящего противника. Усталость неминуемо сказывалась на эффективности, и потери японцев росли. Как советские, так и японские данные о сбитых самолетах противника представляют совершенно невероятные цифры побед. Но, согласно официальным японским документам, касающимся оценки эффективности действий ВВС в ходе конфликта, "Номонханский инцидент выявил горькую истину о той феноменальной скорости, с которой истощается военный потенциал в борьбе против численно превосходящего противника".

Как и в случае с танками, советское превосходство в авиации было не только количественным, но и качественным. В июне и начале июля советские истребители И-16 ранних моделей плохо проявили себя в боях против японских истребителей "Тип 97" ("Накадзима" Ki-27). Однако во время затишья перед августовским наступлением на фронте появились И-16 улучшенной модели с бронезащитой и бронестеклом, которые не пробивались легкими 7,7-мм пулеметами истребителя "Тип 97". Японцы в ответ на это вооружили некоторые свои истребители тяжелыми 12,7-мм пулеметами, что позволяло более эффективно действовать против новых И-16. Но советские летчики обнаружили, что особенно уязвимым местом японских истребителей являются незащищенные топливные баки, и японские самолеты вскоре стали гореть в боях с ужасающей регулярностью.

23 августа, когда Риббентроп прибыл в Москву, чтобы заключить пакт, который решит судьбу Польши и развяжет войну в Европе, командование Квантунской Армии сочло ситуацию в районе Номонхана достаточно серьезной, чтобы перебросить 7-ю дивизию из Цицикара в Хайлар для поддержки оказавшейся в тяжелом положении 23-й дивизии. Майор Цудзи вызвался добровольцем лететь в район Номонхана и лично провести оценку ситуации. Но делать это было уже слишком поздно, потому что 23 и 24 августа настала решающая фаза боя.

Ночью 22-23 августа генерал Огису из штаба 6-й армии (находившегося на безопасном удалении от района боев) приказал провести контратаку с целью отбросить советские войска, громившие южный фланг японцев. Комацубара спланировал контрудар со своей обычной тщательностью, и для его выполнения назначил 71-й и 72-й полки своей 23-й дивизии (этой бригадной группой командовал генерал-майор Кобаяси Коити) и 26-й и 28-й полки 7-й дивизии (ими командовал генерал-майор Морита Норимаса). На бумаге эти силы выглядели как две пехотные бригады. Но фактически из этих четырех полков только 28-й имел близкий к полному численный состав, при этом его солдаты прибыли к фронту лишь за день до этого и устали после 25-мильного марша. Командовал этим полком известный в Квантунской Армии "несравненный и бесстрашный" полковник Морита Тору (не родственник генерала Мориты). Считавшийся лучшим мастером фехтования в японской армии, полковник Морита успел прославиться как "неуязвимый для пуль". Остальные три полка имели далеко не полную численность, частично из-за уже понесенных потерь, частично потому, что некоторые их батальоны занимали позиции на других участках фронта, откуда их невозможно было вывести, чтобы использовать в контрударе. Фактически в каждой бригадной группе насчитывалось солдат численностью менее чем на один полк.

Только ночью 23-24 августа приказы о контрударе