дошли до японских полковых и батальонных командиров. Вследствие нехватки грузовиков и трудности марша в бездорожной степи в темноте, части задерживались с выдвижением на исходные позиции, и некоторые подразделения не успели прибыть вовремя. Два батальона 71-го полка не прибыли вовремя к группе Кобаяси, и ему пришлось контратаковать всего с двумя батальонами 72-го полка. Понесший большие потери 26-й полк под командованием полковника Суми также не успел прибыть вовремя, и в группе генерала Мориты остались только два батальона 28-го полка и отдельный гарнизон (численностью примерно равный батальону), недавно переброшенный на фронт. Из-за задержек с выдвижением у японцев не было времени провести разведку перед контрударом. Запланированная на время рассвета, атака началась только между 09:30 и 10:00 уже при ярком дневном свете.

Легкий самолет-разведчик, доставивший майора Цудзи в район Номонхана, был атакован советскими истребителями, и совершил вынужденную посадку почти на поле боя, за исходными позициями 72-го полка. Цудзи добрался до командного пункта генерала Кобаяси на грузовике, оказавшись ближе к месту боя, чем ожидал.

Перед самым началом японской контратаки часть поля боя окутал густой туман, ограничив видимость и эффективность огня советской и японской артиллерии. Под прикрытием тумана передовые части 72-го полка направились к роще низких сосен, едва различимых в тумане. Но когда солдаты подошли к деревьям, они с изумлением увидели, как сосновые заросли пришли в движение. Это были советские танки, замаскированные сосновыми ветками. Заметив японскую пехоту, они направились к югу, что сделало опасным дальнейшее продвижение японцев. Когда туман рассеялся, японские солдаты обнаружили, что им противостоят значительные силы противника. На возобновившийся обстрел японской артиллерии советская ответила гораздо более сильным огнем. Кобаяси и Морита слишком поздно обнаружили, что их контратакующие части направляются прямо в зубы численно превосходящему противнику. В одном источнике этот контрудар был описан как "атака двух легких бригад".

72-й полк бригадной группы Кобаяси оказался на пути мощного танкового удара и имел несчастье встретить первые прототипы советских танков Т-34 с толстой броней с рациональными углами наклона и мощной 76-мм пушкой. Кроме того, советские танки БТ-5 и БТ-7 были модифицированы после июльских боев, в которых так много танков было сожжено бутылками с бензином и подрывными зарядами. На новой модели БТ-7 был дизельный двигатель, гораздо менее пожароопасный, чем бензиновый. На танках с бензиновыми моторами советские танкисты установили защитные противогранатные сети над вентиляционными решетками и выхлопными трубами, что сильно уменьшало эффективность ручных гранат и бутылок с бензином.

Японские пехотные полки, оказавшиеся на пути советского танкового тарана, были растерзаны, их потери достигали 50 процентов. Почти все батальонные и ротные командиры погибли в бою. Генерал Кобаяси был тяжело ранен осколком танкового снаряда и едва не затоптан насмерть своими же солдатами, бегущими в панике. Его спас раненый молодой лейтенант, который оттащил его в безопасное место, а потом остановил грузовик, чтобы вывезти тяжело раненого генерала в тыл. Кобаяси выжил после ранения и пережил даже войну на Тихом Океане, но умер в советском лагере для военнопленных в 1950 году.

28-му полку из группы генерала Мориты пришлось немногим легче. Оказавшись в нескольких сотнях ярдов от советских позиций, полк был прижат к земле сильным артиллерийским огнем. Не имея возможности наступать и не имея разрешения отступать, солдаты Мориты были вынуждены окапываться в песке, чтобы хоть как-то укрыться от смертоносного советского обстрела. Снаряды рвали их на куски. Вскоре после захода солнца остатки японских полков, так и не сумевших нанести контрудар, наконец, получили приказ отступить, но к тому времени от полков уже мало что осталось. Цудзи, которому и здесь повезло выжить, смог выйти к командному пункту Комацубары. Получив донесения от 72-го и 28-го полков генерал Комацубара "выразил глубокую обеспокоенность". Начальник штаба 6-й армии генерал-майор Фудзимото, тоже находившийся на КП Комацубары, по словам Цудзи, "выглядел ошеломленным" и объявил, что возвращается в штаб 6-й армии, и спросил Цудзи, поедет ли тот с ним. Майор отказался, и позже вспоминал, что и он, и Комацубара были очень удивлены внезапным отъездом генерала Фудзимото в такой момент.

Тем временем на другом краю фронта северная группа полковника Алексеенко уже в течение трех дней безуспешно пыталась взять штурмом высоты Фуи. Эту позицию обороняли около 800 японских солдат из разных подразделений под командованием подполковника Иоки Эйитиро. Эти силы включали две пехотные роты, роту кавалеристов, роту разведчиков и роту саперов, а также три артиллерийских батареи (37-мм и 75-мм). Хотя атакующие советские войска были гораздо сильнее, сами высоты и построенные японцами оборонительные сооружения - глубокие блиндажи, соединенные траншеями и защищенные колючей проволокой - представляли собой сильную позицию, которую защитники обороняли с большим упорством, нанося большие потери солдатам Алексеенко. Неожиданно сильное сопротивление японцев на высотах Фуи нарушило график всего советского наступления. К 23 августа Жуков был уже раздражен, теряя терпение из-за того, что на северном фланге наступление не продвигается.

Некоторые товарищи по оружию Жукова вспоминают его как представительного и харизматичного начальника, который в хорошее время любил играть на аккордеоне и приглашал их выпить и спеть с ним. Но во время тяжелых боев на первый план выходила его суровость и горячий нрав. Жуков вызвал полковника Алексеенко к телефону. Когда командир северной группы выразил сомнение в возможности взять высоты немедленно, Жуков выругал его и отстранил от командования, назначив командовать его начальника штаба. Когда, спустя несколько часов, Жуков позвонил еще раз и узнал, что и второй командир медлит со штурмом, то отстранил и его, и послал офицера из своего штаба принять командование северной группой. Мы не знаем точно, какими эпитетами охарактеризовал Жуков двух неудачливых офицеров, отстраненных от командования, но, судя по более поздним свидетельствам, выражение "бесполезный мешок дерьма" было еще не самым резким из тех, которыми он "награждал" подчиненных, даже генералов, плохо справлявшихся со своими задачами. Той ночью, получив подкрепления в виде 212-го воздушно-десантного полка, тяжелой артиллерии и огнеметных танков, северная группа возобновила штурм высот Фуи.

К тому времени враг превосходил измученных японских защитников во всем. Советские снаряды сыпались градом - со скоростью два снаряда в секунду. Когда последние японские орудия были разбиты, у солдат подполковника Иоки не осталось эффективных средств борьбы с огнеметными танками. В нескольких милях от высот Фуи полковник Суми видел, как японские позиции на них окутались клубами черного дыма, в котором вспыхивали струи красного пламени, "словно языки змей".

После ночи 22 августа японские грузовики с боеприпасами, водой и продовольствием больше не могли прорваться к высотам Фуи. На следующий день радиостанция