Рэми же, у которой сердце продолжало бешено колотиться где-то в месте его поцелуя, была слишком потрясена, чтобы спать.

Нет, её опытные в семейных делах сёстры, конечно, рассказывали ей, как приятны могут быть игры подобного рода, да и литература определённого свойства тоже пестрила интересными подробностями. Но Рэми то ли думала, что все просто преувеличивают, то ли не сознавала потенциала собственной чувствительности – в общем, при отсутствии опыта такого плана эта почти невинная ласка произвела на неё самое глубокое впечатление.

Сон к ней так и не шёл: воображение снова и снова транслировало эту короткую сценку и услужливо подбрасывало крайне соблазнительные варианты её продолжения. Она проворочалась так часа два, пока вдруг со стороны Эртана не раздалось:

– Рэми, будь так любезна, напомни мне, почему я не могу прямо сейчас затребовать осуществление своих супружеских прав?

Он все эти два часа честно пытался заснуть, и иногда у него даже почти получалось, но ворочавшаяся чуть ли ни поминутно Рэми, совершенно точно, не способствовала здоровому крепкому отдыху.

Услыхав столь провокационный вопрос, который крайне неудачно – или удачно, как посмотреть, – наложился на характер её размышлений, Рэми отпрянула к самому краешку кровати и вцепилась в одеяло покрепче.

Эртан тяжело вздохнул и раздражённо разъяснил:

– Я, кажется, спросил, почему нет, а не изъявил намерение перевести это «нет» в «да».

Она почувствовала некоторое облегчение от этих разъяснений, захлопала ресницами и возмущённо ответила:

– Но мы же не любим друг друга!

Эртан издал ещё один тяжелый вздох, а после молчал так долго, что Рэми даже подумала, что он уже уснул, и отодвинулась от краешка на более удобные позиции. Когда она уже совсем уверилась, что он спит, он неожиданно уточнил:

– А что именно ты понимаешь под любовью, Рэми?

Это, видимо, была ещё одна прекрасная марианская традиция: в третьем часу ночи поднимать глобальные и философские вопросы.

Честно задумавшись, Рэми принялась перечислять:

– Ну, это когда двое жить друг без друга не могут. Когда весь мир заключён в том, кого любишь. Когда думаешь друг о друге постоянно, и никакие преграды не остановят. Когда живёшь одной жизнью, сливаешься всецело.

Она, как можно догадаться, черпала свои представления о любви из книг и стихов.

– Нда, – лаконично откомментировал Эртан, который по этому короткому, но вдохновлённому монологу сделал вывод, что супружеские радости ему не светят ни в близком, ни в далёком будущем.

Оценив краткость ответа, Рэми спросила:

– А ты? Как понимаешь любовь?

Он приподнялся поудобнее, подкладывая подушку под спину, и пояснил:

– Ну, мне кажется, любовь – это когда человек освобождает в тебе лучшую часть тебя и позволяет ей быть.

Он черпал свои представления из примера родителей и из того, что говорила Вин (если послушать Аркаста, то любовь заключалась в умении поцеловать её тогда, когда она сильнее всего бесит и целовать её совсем даже не хочется).

Его лаконичное определение сбило Рэми с толку, потому что такого она нигде не читала, а в её семье браки были сплошь договорными, пусть и учитывающими симпатии обеих сторон.

Спустя полминуты она сложила два и два и сделала из откровений Эртана тот потрясающий вывод, что в его системе координат он уже её любит. Вывод показался ей парадоксальным, и она нахмурилась. Ей не казалось любовью то, что назвал любовью он, о чём она ему и сообщила.

– Ну, Рэми, – ответил он, – тут уж сама решай. Тем, что любовью называешь ты, я тебя никогда не полюблю. Так что либо тебя устраивает та любовь, которую предлагаю я, либо нам и впрямь стоит рассмотреть вариант с разводом, пока всё не зашло слишком далеко.

Он бросил на неё выразительный взгляд, расшифровывая, что имеет в виду под «слишком далеко зашло», но темнота этот взгляд полностью поглотила. Тут уж никакой талант не поможет, если не видно – то не видно.

Рэми с неожиданной обидой переспросила:

– Почему – не полюбишь? – голос её ощутимо задрожал, а в глазах защипало.

Она, вроде как, и не хотела, чтобы он её полюбил, но когда он это вот так вот сказал, ей почему-то стало больно.

Из-за темноты неверно оценив степень серьёзности ситуации, Эртан иронично хмыкнул и принялся деловито объяснять:

– Я правитель, Рэми, а у правителя есть более важные приоритеты, чем не мочь жить без своей жены и думать о ней поминутно. Ты же сама дочка короля, должна понимать.

Рэми понимала.

Но от этого было не менее обидно.

Она заплакала.

Эртан встревоженно дёрнулся к ней:

– Рэми?

– Права была Элпи, – сквозь всхлипы зло сказала та, –  ты чёрствый, бесчувственный баран!

От столь странного наезда он несколько опешил, потом рассмеялся. От возмущения подобной чёрствостью Рэми даже плакать перестала. Приподнявшись, она на звук ткнула в него кулачком.

Попала куда-то в грудь, впрочем, небольно, развеселив его ещё больше.

– Ты надо мной смеёшься! – возмущённо обличила она.

– Нет-нет, – замотал он головой, отрицая подобные мотивы, и пояснил: – Это я от радости.

Рэми застыла, пытаясь вспомнить, не била ли его по голове. Вроде как нет.

– Раз уж ты плачешь от того, что я не полюблю тебя так, как тебе хочется, – изволил расшифровать мысль довольный Эртан, – значит, я тебе совсем даже небезразличен!

Онемев от подобного выверта логики, Рэми несколько секунд хватала ртом воздух, потом гордо резюмировала:

– Бесчувственный баран! – повернулась к нему спиной и засопела.

Посмеиваясь, Эртан устроился на своей стороне в куда как более радостном расположении духа, чем с вечера.

С утра оказалось, что дождь всё ещё не думает прекращаться. Впрочем, дел у марианцев хватало. Три враждующих рода редко собирались вместе, поэтому грех было не воспользоваться ситуацией и не обсудить всё то, что давно следовало обсудить и согласовать.

В этот раз Рэми предпочла сразу откреститься от участия в дебатах. Ночные события слишком выбили её из колеи, и она чувствовала необходимость всё хорошенько обдумать. Оптимальный женский способ досуга в таком случае – вышивание. Конечно, Рэми ничего подобного с собой в поездку не взяла, но сёстры А-Лерси охотно снабдили её всем необходимым. Поэтому, пока старшая из них неторопливо и негромко зачитывала какой-то любовный роман, принцесса полностью отдалась своим размышлениям.

Первый час был посвящён воспоминаниям о приятных ночных моментах. Рэми одинаково сильно понравилось как трогать Эртана, так и чувствовать его прикосновения, поэтому вызывать в памяти каждый момент снова и снова оказалось крайне волнительно и увлекательно.