– Представьте себе сферу и куб, – говорил он, – вам кажется, будто их форма совершенно разная, однако не в топологии. В топологии форма – это не то, каким объект предстает человеческому глазу, а, скорее, каким он является относительно своих постоянных свойств, которые называются также инвариантными свойствами. Возьмем, к примеру, количество отверстий. Это свойство называется “род поверхности”. – Итянь нарисовал на доске чашку и пончик. – Что общего у этих предметов? – спросил он.

– Это то, что просит коп в кофейне, – сострил один из студентов.

Итянь шутку не понял, но остальные засмеялись, и он присоединился к ним. За проведенные в Америке годы он усвоил, что подобным притворством нетрудно ввести остальных в заблуждение, и со временем он научился шестым чувством угадывать, когда именно нужно засмеяться, достаточно ли усмехнуться или лучше расхохотаться – в зависимости от того, как произносилась шутка.

– Неплохо, – продолжал он, когда смех стих, – в терминах математики и то и другое обладает инвариантными свойствами рода 1. Оба предмета имеют одно отверстие. В пончике это середка, в чашке – ручка. Следовательно, топологически пончик можно преобразовать в чашку. Вот так.

Он дополнил ряд еще несколькими рисунками:

Итянь рассчитывал удивить студентов, но они, как обычно, смотрели на него со скучающим видом. А ведь у него самого идея “рода поверхности” вызвала совсем иные эмоции. По шуршанию тетрадей и щелканью застежек рюкзаков Итянь всегда знал, когда близится конец занятия. Вспоминая собственные годы в университете, он понимал, что его отношение к жизни и учебе отличалось наивностью, несвойственной его студентам. Они пресыщены наукой и не питают никаких восторгов по поводу новых идей. Удивительно, подумал он тогда, что неизменное свойство объекта заключается не только в его присутствии, но и в его отсутствии. Это значит, что если ты способен определить, что именно отсутствует, то можешь создать своего рода карту отсутствия. Такой способ тоже помогает познать предмет.

Итяню хотелось, чтобы этот несложный принцип действовал бы и применительно к его отцу, чтобы неизвестные ему факты обладали не меньшим весом, чем известные. Истина об отце была облечена в мелкие бесформенные детали. Год рождения, год свадьбы, годы службы в армии. Тот факт, что отец ненавидел собственного отца. Список неизвестных фактов насчитывал намного больше пунктов. Почему отец вдруг стал таким тихим, почему он любил выпить, почему они с дедом Итяня никогда не разговаривали. В топологии, упорядочивая состоящие из пустоты отверстия, мы формируем поверхности из ничего. В мире математики подобная миниатюрная модель познания вполне состоятельна. Здесь, в реальном мире, Итянь даже не перечислил бы всего, чего не знает.

– Итянь? Итянь? – услышал он.

Он поднял голову и увидел, что Ханьвэнь осторожно трясет его за локоть.

– Они говорят, там твоя мама звонит. – Ханьвэнь кивнула в сторону стойки.

Администратор держала в руке телефонную трубку и ждала, когда Итянь подойдет.

Он перегнулся через стойку, прижал к уху холодную пластмассу и глубоко вздохнул.

– Ма? – Итянь принялся рассказывать обо всем, что случилось утром, но мать вдруг заплакала.

– Прости! Прости меня! – снова и снова повторяла она.

– Почему ты извиняешься?

– Мне надо было раньше тебе рассказать, но я тебя тревожить лишний раз не хотела. Ты живешь в Америке и все равно ничего сделать не смог бы, и я же знаю, сколько у тебя работы.

– Ты о чем? Чем тревожить, Ма?

Он пытался остановить ее, однако мать продолжала извиняться, не давая ему вставить ни слова. Ему хотелось дотянуться до нее и встряхнуть, чтобы мать наконец объяснила.

Не в силах и дальше выслушивать ее причитания, он положил трубку. Потом посмотрел на висевшие на стене за стойкой часы, выждал, когда минутная стрелка сдвинется на две минуты вперед, и перезвонил. Мать ответила сразу же:

– Ты куда подевался? Что случилось?

– Ма, я просто не понимаю, о чем ты толкуешь. Что произошло? О чем ты мне не рассказывала?

– Знаешь, люди к старости делаются забывчивые. Я тоже много чего забываю, то и дело. Вот я и думала, что твой Па просто стареет. И решила тебе не говорить. Это с каждым случается, так зачем тебя лишний раз беспокоить? – Она несколько раз глубоко вздохнула, так шумно, будто выдыхала прямо в телефонную трубку.

– Ма? Ты тут?

– Да. – Она снова вздохнула и продолжала: – Твой отец… он стал все забывать. Но не так, как обычно бывает. То есть сперва все было как обычно. Например, не помнил, где у нас маринованные горчичные листья хранятся или зимние одеяла. Я особо не волновалась – мне ж нетрудно ему подсказать. Шкаф-то под рукой, сложно, что ли, помочь, если надо?

Итянь чувствовал, что сейчас узнает нечто ужасное. Он повернул голову и перехватил взгляд сидящей на диване Ханьвэнь. В глазах ее читался вопрос. Она встала и подошла к нему.

– Но все было терпимо, пока я однажды не вернулась домой совсем поздно, – рассказывала мать.

Трубка в руке Итяня задрожала. Он стиснул пальцы Ханьвэнь, прохладные, намного холоднее его собственных. По мере того как мать рассказывала, в голове у него начала складываться картинка, сперва нечеткая, но вскоре уже однозначная. Слова матери описывали болезнь, которой Итянь, в отличие от матери, способен был дать название.

Его догадка превратилась в уверенность, когда мать рассказала, как однажды вернулась домой поздно и с порога позвала отца, извиняясь, что так припозднилась.

– Я во дворе стояла, даже в дом еще войти не успела, как поняла, что дело неладно. Словно в доме привидение. С чего я так решила, не знаю. С виду все было как обычно, и все равно я это с порога почувствовала.

Ужин мать приготовить не успела и думала, что отец разозлится, однако в доме стояла тишина, какая бывает разве что ночью. В большой комнате она отца не нашла, хотя в такое время он обычно сидит именно там. Мать заглянула в обе спальни, но и там оказалось пусто. И тем не менее она явно ощущала в доме чье-то присутствие. Мать снова прошлась по дому. Большая комната, родительская спальня, вторая спальня, когда-то принадлежавшая Итяню и его дедушке. Теперь мать пристальнее вглядывалась в темноту. В страхе мать забыла зажечь светильник и ни за что не заметила бы отца, если бы не пронзительный крик. Так зовут родителей потерявшиеся в толпе дети. Из угла второй спальни на нее надвигалась, становясь все больше, чья-то тень. Мать ахнула – это был ее муж. Двигался он крайне странно, задом, а смотрел на стену. Все это время он