стоял в углу и рассматривал то место, где сходятся стены, словно высматривал там что-то важное. Прежде она не замечала его, потому что его фигура сливалась с темнотой.

Позже она откажется признаваться в этом даже самой себе, будет повторять, что так ей показалось из-за темноты, но в тот момент, когда она нашла его и посмотрела ему в глаза, она увидела бездонный страх. Прежде мать такого у него не видела.

– Где я? – завопил он.

Мать прижала его к себе, забормотала, что он дома, в безопасности, и тут почувствовала что-то влажное. Она посмотрела вниз. Отец обмочился.

Пока мать говорила, Итянь вспоминал. Подобные случаи происходили и прежде в их деревне. Некоторые жители говорили, что заболевшим перевалило за сто лет. Они почти не встают с постели и едят только жидкую овсянку. Более молодым домочадцам приходится кормить их с ложки чем-нибудь совсем жидким, с чем справляются беззубые челюсти. Итянь видел таких людей – их выносили под навес проветриться. На руках и ногах кожа висела вяленой кожурой, а на лицах выделялись лишь кости, плоть между которыми превратилась в ничто, оставив глубокие впадины. Утратившие способность говорить, они издавали лишь сипение, похожее на свист ветра в старой печной трубе. Рот был черным бездонным провалом.

Память покинула этих стариков. Они не помнили, как зовут тех, кто их кормит, забыли имена собственных отцов и сыновей. Они влачили существование хуже, чем у призраков, – те, по крайней мере, знают, что именно их привязывает к определенному месту. Иногда Итянь видел, как старики с остекленевшим взглядом, шаркая ослабевшими ногами, бесцельно бродят по деревне. В те времена все знали, кто где живет, и каждый считал своим долгом отвести заблудившегося старика домой.

Считалось, что это недуг глубоких стариков, однако у некоторых его симптомы проявлялись и в более раннем возрасте. Название болезни, как и названия многих других явлений, Итянь узнал лишь в университете, а по-английски услышал его в Америке. Синдром Альцгеймера. Многие недуги, прежде считавшиеся загадочными, вместе с названием обрели и возможность исцеления. Инфекции, лихорадки, иногда даже рак – требовалось лишь получить диагноз, и р-раз – медицина творила чудеса. Однако это заболевание не укладывалось ни в одну из категорий. Разгадать тайну памяти было не под силу ни одной науке.

Прежде Итяню казалось, будто он кружит возле глубокой ямы незнания. Теперь благодаря рассказу матери отдельные фрагменты склеились общим смыслом.

– Если… если знать, о чем именно он вспомнил, когда ушел, то мы поймем ход его мысли и вычислим, куда он направился.

– Итянь, на выходе из деревни он встретил соседку. И сказал, что идет в Хэфэй тебя искать.

Итянь молчал. Значит, вот о чем мать больше всего боялась ему говорить.

– Знаю, надо было тебе раньше сказать, но вдруг бы ты подумал, что он по-прежнему на тебя злится.

– А он злился? И поэтому ушел?

Тон его резко изменился, и Ханьвэнь насторожилась.

– Не знаю, – сказала мать.

– Но ты же все время была рядом. Как же ты не знала?

Прежде он никогда не разговаривал с матерью так. Да и вообще редко с кем говорил подобным тоном. Мать утаивала от него правду. Много лет он и не догадывался, что отец все еще думает о нем.

– Соседка, которую он встретил, – почему она его не остановила?

– Это девочка-подросток, она выросла в поселке и не всех в деревне знает. Ни тебя, ни твоего отца она не знает, но ей показалось, что говорил он серьезно. – Помолчав, мать добавила: – Я собиралась тебе сказать, но не знала как. Не знала, правильно ли это. Пожалуйста, не сердись на меня.

Но он все равно сердился. Своей ложью мать лишь ухудшила ситуацию. Он впустую потратил несколько дней, самые важные после исчезновения отца. А мать не рассказала ему всей правды. Последние три дня Итянь провел как раз там, куда собирался отец. Он мог бы прочесывать город, вместо того чтобы сидеть в отеле, гулять по зоопарку или проводить бессонные ночи за решением математических задач. И все это время отец, потерянный и беспомощный, бродил где-то неподалеку.

Воображение разыгралось. Итянь представил, как находит отца и рассказывает о жизни в Америке. Доказывает, что Ишоу умер не напрасно. И что в итоге ничему, о чем предупреждал его отец, не суждено было сбыться. Вот только отец отправился в Хэфэй, туда, где Ишоу подхватил заразу. Случившееся в этом городе все еще имело значение для отца, занимало место в его памяти, пусть и скукожившейся.

Повесив трубку, Итянь почувствовал ладонь Ханьвэнь на своей руке. Ощутил холодок мраморной стойки. Перехватил настороженный взгляд администратора. Неужели он так громко говорил?

– Не хочешь уйти отсюда? – предложила Ханьвэнь. – В номер, например?

Она убрала руку, и Итянь задрожал.

Он ответил “да” – движимый порывом, потому что слова матери по-прежнему откликались в сердце, а в одиночестве возвращаться в пустой, обшарпанный номер не было сил. И потому что перезванивать матери было нельзя, и Мали звонить тоже. Ханьвэнь – единственная, с кем он способен говорить о прошлой жизни, она одна поймет.

Глава 27

Они вышли из холла, и Итяню казалось, будто он читает мысли администратора. Еще одна парочка – тайком явились в гостиницу вечером, не желают удовлетворять свои потребности дома.

Итянь вошел в лифт первым и вжался в стену. Повернув голову и увидев свое отражение, он отшатнулся. Каким изможденным он выглядит, каким опустошенным. Он перевел взгляд на Ханьвэнь. Решительность, написанная на ее лице, чуть успокоила его. Она была воплощением надежности и рассудительности. Она поможет ему выстоять.

В номере Итянь послушно последовал за Ханьвэнь. Она обошла кровать в центре комнаты и села в кресло у низенького столика возле окна, откуда открывался вид на окрестные улицы. В первую ночь в гостинице Итянь пытался уснуть в этом кресле, надеясь, что уличная тьма дарует его телу успокоение.

– Что сказала твоя мать? – спросила Ханьвэнь.

От внезапности вопроса Итянь вздрогнул. Он опустился в кресло напротив и посмотрел на Ханьвэнь.

– Она сказала, что отец страдал от определенного недуга.

Итянь пересказал ей слова матери. В том, что причиной стала болезнь, а не просто случайность, тяга отправиться в путешествие, желание уйти, было что-то особенно необратимое, жестокое, поскольку не допускало возможность выбора. Итяню требовался другой язык, который не так неумолимо предсказывал бы отцовскую судьбу.

– Он пошел в Хэфэй меня искать. Возможно, он все это время был здесь, в этом городе. Понимаешь, что все это значит? Разум у него сдал, а я и понятия об этом не имел. Значит, симптомы наблюдаются