— Ты жена моя, — возражал он. — Любимая. И я хочу быть с тобой!

Им было очень тяжело. Она инвалид, он бывший зэк. Ее пенсии хватает только на хлеб и молоко, а он не может найти нормальную работу, и тут дело не только в судимости. Плюсом возраст! Вторым — отсутствие навыков. Что Палыч умел? Стихи читать? Чаны кухонные драить? Из хлебного мякиша фигурки лепить? Но все же смог устроиться на лесопилку. Именно там Палыч вкалывать научился. Зато сил набрался и, как ни странно, здоровье поправил. Потом закаляться начал и стал себя чувствовать лучше, чем в молодости.

— Ты у меня такой красавец мужчина, — восхищалась им Василиса. — Бабы, наверное, проходу не дают?

— Нет у нас их на лесопилке, — врал Палыч. На самом деле имелись, и одна из них постоянно с ним заигрывала. — А я после работы сразу домой, к тебе!

Десять лет они были вместе. До последнего вздоха Василисы. А когда она умерла, оставив все свое имущество Палычу, он снова почувствовал себя одиноким, уязвимым, несчастным. Но Иван не сразу уехал из Сибири, а только когда похоронил и всех «деток» — двух старых псов, кота-эпилепсика и морскую свинку. Закончив эту часть книги своей жизни, он начал финальную, и отправился через всю страну в город своего детства.

Глава 9

Борис собирался ехать к Эду, чтобы узнать подноготную семьи Густавсенов, но пришлось отправляться к Рае. Точнее, к Наташе, ее дочке. И планы он поменял после разговора с Али.

Эту девушку он встретил, как думал, случайно. Оказалось, она поджидала его у офиса «Ильича», куда он забежал, чтобы кое о чем договориться с Джейсоном. Тот ему нужен был в качестве переводчика.

— Ты чего трубку не берешь? — с ходу предъявила ему претензию Алия.

— И тебе добрый вечер.

— Не добрый, Боря. У меня паспорт пропал.

— Сочувствую.

— Мало. Помочь надо.

— Иди в полицию, пиши заявление.

— Они мне выдадут справку? — Боря кивнул. — И по ней я смогу улететь?

— Конечно нет. С ней ты в посольство пойдешь, и уже там тебе выдадут «свидетельство о возвращении».

— Где оно?

— В Бангкоке.

— Но не успею все это сделать! — Она была в панике, и это состояние объяснимо. Все туристы, сталкивающиеся с подобной проблемой, впадают в нее. — У меня самолет завтра вечером!

— Если постараешься, успеешь, — спокойно возразил Боря. — Сейчас в полицию, завтра с самого утра в столицу.

— Помоги мне, пожалуйста, — умоляюще протянула она. — Не бесплатно, разумеется.

— Мне некогда. Обратись к Владлену. А лучше выпей успокоительного чайку и снова поищи свой паспорт. Вспомни места, куда ты его с собой брала, сходи туда, поспрашивай.

— Никуда не брала, вот именно! — Али сунула руку в карман, выгребла оттуда несколько смятых купюр, тут были и баты, и евро, и все крупные. Она всучила их Боре со словами: — Помогай, Марков. Мне очень нужно завтра улететь, дома муж ждет, он пропадает без меня, плачет!

— Ладно, ладно, угомонись. — Он убрал деньги в сумку, не в его положении от них отказываться. Да и с какой стати? — Ты пока иди в полицию, участок тут неподалеку, увидишь. А я поеду в твой отель, поговорю с обслугой. Может, уборщица нечаянно прихватила. Потом созвонимся.

— Ты трубку не берешь!

— Обещаю, возьму. Топай.

Она потопала, а он поехал в отель. Но не в тот, в котором остановилась Али, в другой.

Рая лежала у бассейна, Наташа вместе с ней.

— Привет, девочки!

Мама заулыбалась, а Наташа только кивнула. Она была не в духе сегодня.

— Поругались? — спросил Борис у Раи.

— Нет, Туся просто встала не с той ноги.

— Могу с ней поговорить?

— О чем? — напряглась Раиса. — Об убийстве? Если да, то в моем присутствии.

— Хочу узнать ее мнение насчет пары-тройки человек из нашей компании, — уклончиво ответил Марков.

— Что она в них понимает?

Раиса поднялась с шезлонга, обернула талию парео, чтобы прикрыть животик. Между прочим, зря. Маркову нравились женщины с жирком под пупком. Пощипывать его одно удовольствие.

— Я схожу в бар, выпью кофе, а вы пока поговорите, — сказала она. — Но учти, если после беседы с тобой моя дочь будет еще более хмурой, я тебе… — И замолчала, не зная, какую угрозу придумать.

— Уши надерешь? — улыбнулся он. — Я согласен. Иди спокойно, пей свой кофе.

Рая удалилась. А Марков подозвал Наташу. Та нехотя подошла. У нее был заспанный вид и небрежный наряд: футболка с соляными разводами и мужские шорты до колен. У бассейна она сидела одетой.

— Где паспорт? — в лоб спросил Марков.

— Мой?

— Твой мне без надобности. Алии.

— А я откуда знаю? — пробормотала она и спрятала глаза.

— Я твою маму отправил пить кофе, чтобы она не узнала о твоем проступке. Поэтому давай поскорее покончим с этим. Отдай мне документ, и я ничего ей не скажу.

— Не брала я его, — вяло отпиралась Наташа. — Не понимаю, почему вы решили, что это я.

— Больше некому. Ты была у нее в гостях после аквапарка и зачем-то прихватила паспорт. Не хотела, чтобы она улетала? Но это глупо. Али все равно бы покинула Таиланд, пусть и днем позже, и вы расстались бы.

— Я не поэтому, — мотнула головой Наташа, — проучить хотела. Я бы вернула. Но не сегодня, завтра. Отнести к ней на ресепшен хотела в двенадцать, когда выселяться будет.

— За что проучить? Вы же подруги.

— Я тоже так думала, — жалобно протянула девушка, — и радовалась этому! С такими крутыми и взрослыми девушками мне еще не приходилось дружить. Али с самых экстремальных горок в аквапарке скатывалась, и все с ней после этого хотели сфотографироваться, но она не соглашалась. Только со мной снимок сделала…

— А еще она тебя к себе пригласила после экскурсии.

— Вообще-то я сама напросилась, — сконфузилась Наташа. — Телефон сел, а мне нужно было отзвониться маме.

— Но тебе не отказали.

— Да. И пока мой сотовый заряжался, мы смеялись, болтали. Я предложила поехать с нами на Ко-Лан (оказалось, Али там не была ни разу), посмотреть Манки-бич, маму бы на пляже оставили, а сами полезли обезьян кормить… Но она меня… Отшила! Сказала, что хватит с нее одного дня с малолеткой. Велела не выдумывать того, чего нет, а именно — дружбы.

— Али просто хотела на халяву съездить на экскурсию?

— Выходит, что так, — Наташины глаза увлажнились, нос покраснел, вот-вот заплачет!

— Она грубиянка, не обижайся на нее. И не реви! А то мне твоя мама уши надерет.

— Я все понимаю. Умом. Но мне всегда так обидно,