свет Ивановиць,

Он убил-то кнегину во темны́х лесах;

Он ведь нам-то пришол всё прироскаялса,

Он велел-то петь панафиды всё великия,

60 Он велел служить обедни всё поми́нальни».

Не убоялась тут княжно́ дитя,

Она скоро ушла да во темны́ леса.

Ай настрету ей иду́т да волки серыя,

Волки серыя идут, медведи цёрныя;

65 Некого она мале́шенька не убояласе.

Как довёл-то ей Господь ведь да до ро́дной матушки.

Не узнал-то князь Роман на свет Иванович,

Он ведь сам-от тому не рад же стал:

«Занапрасно уходил свою кнегину-ту,

70 Проливал я у ей да бесповинну кровь,

Розлуцил ей со своим да с малым детишшом,

Я со той ли со Настасьей-то с Романовной!

Я поеду-то тепере за кнёжны́м дитём».

А приехал он ведь скоро ко княжну дитю:

75 «Ай поедем-ко, моё-то всё княжно дитё!

Твоя матушка у мня сидит в полатах-то,

И сидит же во полатах белокамянных».

Говорила тут да всё княжна дитё:

«Не омманывай меня, да ро́дной батюшко:

80 У мня матушка лёжит да во тёмно́м лесу,

Во тёмно́м лесу лёжит, да во сыром бору». —

«Я сошил тибе, княжна дитя, обновоцьку:

Я сошил-то тибе шубоцьку во тысецю,

На шубоцьки ведь пуговка во сто́ рублей,

85 Как друга-та пуговка — да ц́ела тысеча,

А третья́ ишше пуговка — да ц́е́ны не было».

Говорила тут да всё княжно дитё:

«Мне ненадоть дороги твои подароцьки,

Мне-ка надобно своя-та ро́дна матушка.

90 Хошь привёл ты во полаты-то себе-то молоду жону,

Ише мне-ка-то привёл не ро́дну матушку,

Ише мне-то ты привёл да лиху мацёху».

30. КНЯЗЬ, КНЯГИНЯ И СТАРИЦЫ (ГИБЕЛЬ ОКЛЕВЕТАННОЙ ЖЕНЫ)

Ишше был же ведь князь-от девяноста лет.

Он ведь взял себе кнегину двадцети годов;

Он ведь жил со кнегиной ровно три года,

На ц́етвёртой-от год да князь гулять пошол.

5 Он ходил-то гулять да равно три года,

На ц́етвёртой-от год да князь домой пошол;

А настрецю-ту князю идут ста́рици,

Идут старици ему, идут манашины,

Цёрнокнижници идут, ц́ерны́ куко́льници:

10 «Уж ты здрастуй-ко, князь да девяносто лет!» —

«Уж вы здрастуйте, старици-манашины!

Не видали ли кнегины, молодой жоны?» —

«Мы в глаза-ти не видали, слы́хом слышели:

А твоя-та, князь, кнегина за гульбой ушла,

15 За гульбой она ушла, да загуляласе».

Как прого́ворит князь да всё он старицям:

«Вы скажите-ко вы мне да сушшу правду всю,

Сушшу правду-ту вы, всё мне неутайную». —

«Ведь твоя-та, князь, кнегина она забыла всё тебя в дорожоцьки.

20 Не горят у ей лампады масла Бо́жьёго,

Не горят у ей свешши́ всё воску ярого,

Да не молитце она да Богу-Господу,

Да не молит за тебя, за князя-та обедьни-ти за здра́вьё все.

В перьву горницю зайдёшь, да тут ведь колыбе́ль ве́сьнет,

25 Ты в другу-ту ведь зайдёшь, да тут друга́ висит,

Ты в третью́-то ведь зайдёшь, да тут третья́ висит;

Всё к анбаром-то дорожки всё уто́рёны,

Все запасы роспрото́рены, изъе́дёны;

Ты сходи-ко, князь, к себе всё на конюшен двор:

30 А стоят-то ведь добры́ кони́ да по колен в назьму,

Белоя́рова пшениця не насыпана».

Князь скорёхонько поехал в кра́сён Киёв-град;

Приежат скоро́ к собе да на широкой двор.

Она вышла стрецять ёго скорёхонько:

35 «Уж ты здрастуй-ко, князь девяноста лет!»

Он ведь взял-то со спицьки саблю вострую,

Он отсек-отрубил да буйну голову,

Роскина́л да розбросал да по цисту полю;

Сам поехал тогда к палатам белым камянным,

40 К своёму тогды к двору широкому.

Во перьвы́х пошол смотрять своих добры́х коней, —

А добры́ кони́ стоят они по-старому да всё по-прежному,

А стоят-то до́бры ко́ни по колен в шолку,

Не в шолку, да хоть сказать, да в шолково́й травы;

45 Белояровой пшеници принасыпано.

В перьвую полату он заходит — тут да всё узор весьнёт:

А не скольки у ей не шито, вдвое плакано:

«Всё тебя я из дорожки дожидаласе —

Я узор я вышивала красным золотом,

50 Рыт-от бархат покрывала всё слёзами горькима».

Во втору полатушку заходит — тут свешши́ горят,

А свешши-ти горят да со лампадами:

А усердно-то она Богу молиласе.

Не ербо́вой на бумажецьки подписано:

55 «Всё молилась-то я Богу три дни, три ноци,

Всё тебя я из дорожки, князя, дожидаласе».

В третью горьницю зашол — все платьё лежит цёрноё;

А ведь тут же на листу-ту на ербо́вом всё подписано:

«Я носила-то я пол-го́да платье цёрноё;

60 Уж я думала, шьто княз-та живого нет, —

Из дорожецьки-то будёт не дождатисе».

Вси амбары-ти стоят да всё напо́лнёны,

Вси ведь лавоцьки стоят у ей непоцяты

Как со сладкима со всякима с напитками.

65 Тут не лютоё зе́льё розгорелосе,

Богатырьскоё серьцо роскипелосе.

Он ведь перьву-ту всё старицю конём стоптал,

Он другу-ту всё старицю копьём сколол;

Ишше третья-та стариця змолиласе:

70 «Ты не тронь-ко миня, князь всё девеносто лет!

Оживьлю тибе кнегину, молоду жону».

31. МАТЬ КНЯЗЯ МИХАЙЛЫ ГУБИТ ЕГО ЖЕНУ[151]

Поежжаёт князь Михайло

Во чисто́ё по́лё,

Во широкоё роздо́льё;

Оставляёт князь да Михайло

5 Свою-ту кнегину,

Молоду жону Марфи́ду,

И наказы̆вӑт князь Михайло

Своей маменьки родною,

И свет-сударини большою:

10 «Уж ты мать моя, мати,

Уж ты маменька родная,

И свет-судариня большая!

Ты корьми мою кнегину,

Молоду жону Марьфиду,

15 Корми е́свой-то саха́рной;

Уж ты пой мою кнегину,

Молоду жёну да Марфиду

Ише слатким ты мёдом».

Цють успел-от князь Михайло

20 С широка́-та двора сьехать,

До чиста́ поля не доехал, —

Ево доброй-то конь всё уткнулсэ,