Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наше подозрение, что другие персонажи являются проекциями психики Д-503, подтверждается и иными отрывками, где Д-503 чувствует, что его личность расщеплена. Когда 1-330 вливает ему в рот ликер, происходит нечто вроде высвобождения либидо Д-503, о котором тот говорит в третьем лице. Он описывает свои ощущения под действием зеленого «яда»: «Было два меня. Один я – прежний, Д-503, нумер Д-503, а другой… Раньше он только чуть высовывал свои лохматые лапы из скорлупы, а теперь вылезал весь» [175]. Это ведет к тому, что Д-503 оказывается на грани насилия, пытается овладеть 1-330 против ее воли. Следующая сцена начинается с того, что Д-503 смотрит на себя в зеркало:
И первый раз в жизни – именно так: первый раз в жизни – вижу себя ясно, отчетливо, сознательно – с изумлением вижу себя, как кого-то «его». <…>…я гляжу на себя – на него, и твердо знаю: он – с прочерченными по прямой бровями – посторонний, чужой мне, я встретился с ним первый раз в жизни. А я настоящий, я – не – он… [177].
Диссоциация Д-503 с аспектами собственной личности усиливается во время последующего разговора с R-13, чье буквенно-цифровое имя начинается с зеркального отражения местоимения «я».
Но индивидуальные проекции психики Д-503 – это далеко не все. Коллинз отмечает, что структура города, круг, наложенный на квадрат, представляет собой мандалу, а следовательно, отражение психики в целом [Collins 1966b]. Поскольку все, что мы знаем о Едином Государстве, черпается исключительно из повествования от первого лица, мы не в состоянии отличить реалии мира Д-503 от эманаций сознания героя. Д-503 то и дело дразнит читателя, намекая, что вся история может быть его выдумкой. И он сам, и его текст неизбежно состоят из мыслей Замятина и читателя. Фрейдистское аутоэротическое представление, согласно которому книги писателя метафорически выступают как его дети, пронизывает все. Если, как предполагает 1-330, книги похожи на людей, то само собой разумеется, что они имеют общие психоаналитические структуры. «Мы» – нечто большее, чем программное обеспечение для ума, – это психика в действии; так нам и следует относиться к тексту. То, что мы бываем сбиты с толку, несет в себе важное эстетическое преимущество. Мы эмоционально втягиваемся в чтение, когда вместо обычной бумаги, покрытой строчками, начинаем видеть перед собой личность, способную вызвать эмоциональное участие. Такое отношение к художественному повествованию может показаться странным, но много ли есть людей, которых мы узнаем так же близко, как Д-503?
Несмотря на столь богатый материал для психоанализа, было предпринято всего две попытки исследовать «Мы» с применением теорий Фрейда. Э. X. Барух, рассматривая любовь и власть в утопических произведениях, написанных мужчинами – в отличие от созданных женщинами, – отмечает, что в том, как Д-503 «расщепляет» свой «объект любви» на послушную 0-90 и агрессивную 1-330 (нечто вроде средневековой дихотомии мадонна– блудница), присутствуют признаки эдипова комплекса. Но, удивляется Барух, откуда мог взяться этот комплекс, если Д-503 воспитывался, как и все дети в Едином Государстве, промышленным методом? При таком воспитании он был лишен как преимуществ, так и фрейдистского воздействия традиционной семьи, и в первую очередь вскормившей его матери. Таким образом, Барух ставит вопрос о том, возможно ли понять психику людей, выросших в принципиально иных обстоятельствах [Baruch 1991: 209]. Конечно, существует множество экспериментальных данных, подтверждающих, что младенцы обладают и способностью, и побуждением реагировать на лица. То же самое, скорее всего, относится и к другим функциям, необходимым для установления прочных семейных уз, и не составляет особого труда увидеть адаптивное значение этой подготовленности, благодаря которой наша психика, когда мы входим в этот мир, уже не является tabula rasa. Это говорит о том, что, едва родившись, мы обладаем достаточным представлением о чужой психике, чтобы успешно начать строить социальные отношения, особенно учитывая, насколько мы от них зависимы. С другой стороны, нам трудно представить себе альтернативные структуры психики, которые выглядели бы правдоподобными, – если говорить обобщенно и беспристрастно, это свидетельствует о силе воздействия теорий Фрейда как на писателя, так и на читателя. Вот почему в начале романа подавляющий собственную личность Д-503 кажется нам таким чуждым, а позже, когда начинает проявляться его бессознательное, таким знакомым. Мы не только находимся под влиянием собственного детского опыта – мы с готовностью проецируем его на других, в том числе на героев книг, которые читаем. Как предполагает Д. Ранкур-Лаферьер, художественная литература может интересовать нас лишь в том случае, если мы интересны сами себе [Rancour-Laferriere 1994].
Независимо от того, было ли у Д-503 нечто вроде традиционных родителей (что кажется весьма маловероятным), он испытывает в них явную потребность. Если у человека их нет, он немедленно начинает искать замещающие их фигуры – одноклассники Д-503 находят такую фигуру в своем неодушевленном учителе. Одно из воспоминаний Д-503 связано с его школьным наставником, роботом Пляпой, на которого ученики направляют всевозможные знаки привязанности. И1-330, и Д-503 обращаются со старухой в Древнем Доме так, будто она их мать. Д-503 отказывается от материнской опеки, предложенной ему Ю. Этот импульс к поиску родителей согласуется с этологическим наблюдением, согласно которому детеныши «высших» биологических видов, особенно нашего, рождаются «подготовленными» к отношениям родитель – дитя. Для потомства видов, нуждающихся в родительской заботе, жизненно важна способность распознавать родителей и побуждать их к заботе, выражающейся в основном в кормлении. Те, кому это не удается, быстро чахнут. Следовательно, их недостаточная генетическая подготовленность не