двадцать лет поступил на службу в ломбард «Старый город», сначала простым бухгалтером, но уже через год сделался заместителем директора.

В двадцать один год я не просто имел свой кусок хлеба, а стабильный доход, плюс перспективы роста, хозяин был доволен моей работой и собирался через годик перевести меня управляющим в новый филиал. Мне нравился ломбард, в котором я служил, это такое старинное здание с громоздкой мебелью, тяжелыми дверями и огромными подоконниками на окнах. Все в нем словно символизировало стабильность, незыблемость и надежность.

Однажды директор показал мне дивной красоты масонскую цепь, звенья которой были выполнены в виде пластинок с цветами и львиными головами, украшенными изумрудами и рубинами. Цепь была оставлена в закладе, но, по словам моего начальника, она вряд ли когда-нибудь будет выкуплена владельцем, так что через неделю можно будет либо выставлять ее на продажу, либо даже назначать торги. Впрочем, последнее было бы обидным для лица, эту цепь утратившего, так как всем известно, что во время торгов стоимость может вдруг взлететь от изначальной. И тогда человеку будет казаться, что его обворовали.

Хозяин держал цепь в бархатном черном мешочке, который на моих глазах положил в собственный сейф и запер на ключ.

«Квентин, завтра я должен срочно отбыть в Париж по делам нашего нового филиала, все дела поручаю вести вам. Собственно, ничего серьезного не предвидится. Партнеры знают, что я буду отсутствовать неделю, а с клиентами вы как-нибудь разберетесь. Оставляю вам ключ от моего сейфа, я забираю оттуда все бумаги и оставляю только цепь. Если вдруг за ней придут, вы, как обычно, примите деньги и выдадите заклад. Я не хочу сдавать ее в хранилище именно потому, что клиент может зайти в любой момент и в любой момент цепь ему должна быть возвращена. Это понятно?»

Я кивнул. После чего мы поговорили еще о делах, буквально вчера я забрал домой несколько папок со старыми квитанциями, надеясь в свободное время переписать начисто их в специальный журнал, после чего сдать оригинал в архив. Неделя ожидалась более чем тривиальной, тем не менее беспокоиться я начал уже к полудню. В это время меня навестил один знакомый — цирковой артист, он специально зашел перед обедом, чтобы мы могли посидеть где-нибудь в кафе и поговорить о наших делах, но я отказался.

Финк заметил, что при упоминании циркача миссис Смит вздрогнула, тревожно взглянув на Молли, но та беззаботно махнула ей рукой. Неужели Амалия страдает снобизмом? Странно для женщины с фамилией Смит. Впрочем, Филипп понятия не имел, из какой она происходит семьи.

— В общем, директор ломбарда уехал, а я занялся своими делами, время было летнее, духота, — продолжал Фогель. — Я сидел в своем кабинете при распахнутой двери, как вдруг заметил, что наш бухгалтер заходит в кабинет начальника, да не просто заходит сам, а вежливо пропускает вперед себя старого оценщика с двумя помощниками. Оказалось, что именно на сегодня назначена переоценка вещей, срок хранения которых иссяк. Я знал этого оценщика, несколько раз видел его помощников, собственно, практика устраиваться в свободном кабинете обычно не вызывает подозрений. Оценщик не служит при нашем ломбарде, и у него не может быть здесь своего кабинета. Он работает в уважаемой фирме, наверное, правильнее относить вещи к нему, а не вызывать пожилого человека к нам, но ломбард старается без особой надобности не вывозить ценные вещи, или вывозят, но только под полицейской охраной.

Я зашел в кабинет шефа и, поздоровавшись с оценщиком, сделал вид, что мне там что-то спешно понадобилось. На самом деле мне вдруг сделалось страшно, я все время думал про ту злополучную цепь и про то, что в то время, как оценщик честно корпит над представленными его вниманию вещами, кто-нибудь из его помощников может совершить кражу. Понимая, что на меня уже косятся, я решился, подошел к сейфу и, небрежно щелкнув замком, забрал оттуда бархатный футляр.

В моем кабинете тоже имеется сейф, и не многим хуже, чем у начальника ломбарда, все-таки я его заместитель. К тому же, находясь в кабинете, я буду его все время видеть.

Решив так, я, как уже было сказано, не ушел на обед, так что машинистке Люси Корф пришлось принести мне из кондитерской булочку, а ее брат — мой друг Майкл, видя, что я корплю над работой, сделал мне чашку чая.

Кстати, я не сказал, что в этом ломбарде все знают друг друга по многу лет. Например, отец Люси и Майкла когда-то служил здесь управляющим, теперь эта должность называется «директор». Но более склонный к боксу, нежели к математике и учету, Майкл так и не получил образования, так что его смогли устроить только курьером, а вот Люси освоила машинопись. Я снимал комнаты в доме госпожи Милз, муж которой работает водопроводчиком. Он обслуживает ломбард и еще тридцать соседних домов. А наш оценщик — тесть начальника охраны. В общем, одна дружная семья.

— Простите, а как же вы? — подала голос Молли. — Вы, получается, не член этой семьи?

— Да, вы правы, в то время нет, — Фогель улыбнулся.

— Простите, что прервала вас, продолжайте, — Молли сделала пометку в своем блокноте.

— Меж тем мое беспокойство становилось все сильнее и невыносимее. Я вдруг понял, что не могу оставить цепь в сейфе и затем спокойно уйти домой, не зная, что с ней может произойти. В какой-то момент я уже решил сдать ее на хранение в банк, с тем чтобы рано утром забрать и вернуть в сейф, но потом рассудил, что звонить в полицию и просить предоставить охрану нужно было раньше.

Наверное, я мог воспользоваться услугами наших охранников, я спустился в помещение, занимаемое местными стражами порядка, и застал там всего одного человека. Оказалось, что ночью они оставляют дежурного, у которого, внимание, есть ключи от всех кабинетов и, о ужас, запасные ключи от сейфов! То есть осведомленным преступникам не нужно взламывать сейфы, а достаточно всего лишь забрать запасные ключи у нашего сотрудника!

Твердо решив, что поговорю с начальником после его возвращения, я забрал цепь из сейфа и сунул ее себе в карман. Внешне это было незаметно. Опять же, рассудил я, все знают, когда ломбард вывозит куда-либо свои ценности, всегда рядом два рослых полицейских, опечатанный саквояж, прочее, а тут я иду к себе домой, как хожу каждый божий день. Я ведь не надел драгоценную цепь себе на шею и не стану и сообщать о происходящем. Я просто буду делать все как всегда, и никто