задание получить сердце бога: они хотели видеть меня своим генералом за свободу стратегии и мысли, которая может родиться только в свободном воспитании полководца, но не могли доверять кому-то, не прошедшему воспитание при храме. Убийство божественного покровителя Лисара делало для меня невозможным переход на вражескую сторону из-за принципов богов. Это вынудило бы меня бороться с ними с полной отдачей. А отказ от испытания приравнивался ими к признанию того, что я шпион их противников.

Но именно из-за этого принципа богов я не заканчивала войну, хотя могла: после победы я бы долго не прожила, поэтому я незаметно оттягивала поражение мятежников.

Моё замечание об иронии относилось не только к тому, что Лисар боялся моей случайной смерти и сам к ней привёл, но и к тому, что я оттягивала победу, чтобы прожить подольше, и поэтому была убита на поле боя.

Цок-цок-цок — некоторое время слышался только стук копыт о полотно тракта, я же смотрела на трепещущую светлую гриву, обдумывала эти забавные выверты судьбы, и мои губы то и дело кривились в ухмылке: мы обманули самих себя.

Наконец, мне надоело смеяться над судьбой, и я спросила, хотя сначала не собиралась выяснять подробности, ведь всё это стало далёкой и бесполезной историей:

— Что было после того, как я умерла?

* * *

Из-за этого вопроса Лисар не справился с лицом. Часто при общении с Вардой он чувствовал, что мимические мышцы невольно выражали безграничную нежность, которая могла показаться Варде слишком подозрительной, поэтому он старался сохранять чуть более нейтральное выражение, но сейчас сдержать порыв не получилось: наконец-то Варда заинтересовалась!

Лисара беспокоило её наплевательское отношение к перерождению и немного задевало отсутствие интереса к нему. Впрочем, кто знает, возможно, Варда раньше исследовала его жизнь, поэтому и не задавала вопросов?

«Хотя, что там исследовать?» — уныло подумал Лисар, ведь его жизнь не была и вполовину такой насыщенной и героической, как у Варды.

И вот теперь, после стольких дней, она, наконец, нормально интересовалась прошлым. Нормально на взгляд Лисара, ведь в общих чертах он ей ситуацию обрисовал, а теперь она созрела для более подробного изучения.

Лисар заглянул в лицо Варды. Это дерзко-надменное выражение с не по-возрасту острым взглядом почти полностью слилось в его сознании с её прежним обликом, потому что выражение, взгляд, импульс её ауры всё больше соответствовали Варде Бессердечной.

Её губы изогнулись в ироничной усмешке, словно Варду забавляла возможность обсудить собственную смерть.

Перед глазами Лисара вспыхнул образ его меча, рассекающего внезапно беззащитную шею, и он признался:

— После того, как ты умерла, было грустно.

Это слово не передавало и сотую долю его чувств, но даже в преуменьшении у Варды оно вызвало насмешку. К счастью, теперь Лисар относился к этому проще, потому что насмешка — это как та дистанция, которую она постоянно держала. Всего лишь способ снизить серьёзность темы.

— А памятник мне сделали? — и дальше насмешничала Варда. — Боги обещали памятник после войны, но я не особо верила.

— Его сделал я.

Памятник стоял в спальне Лисара, и из-за этого находились те, кто считал его чокнутым. Но любые насмешки блекли перед тем, что в полумраке прекрасная статуя казалась живой, как будто Варда стояла в сплетении теней и обращала на него острый взор.

— Оу, — у Варды было презабавное выражение лица, наполняющее грудь Лисара теплом.

— Какого цвета он был? Материала ты не пожалел?

В полумраке нефрит создавал иллюзию настоящей кожи, а с добавлением парадной брони… так легко было поверить, что Варда ворвалась к нему в спальню, чтобы преподать урок…

— Нефрит с золотым напылением и огненными опалами.

Взгляд Варды чуть заострился.

Только иллюзия присутствия Варды легко разбивалась, стоило посмотреть в безразличное лицо статуи. Мастер был искусным, но в Варде всегда кипела жизнь, а с того дня рядом с Лисаром был только холодный неподвижный камень, и это действительно было грустно.

— Хм, похоже, у тебя были богатые трофеи, раз хватало на такую ерунду.

— Это не ерунда.

«…а острая необходимость, — мысленно добавил Лисар. — Потому что я одержим тобой».

Варда с насмешливым видом закатила глаза и спросила:

— И где ты его поставил? — она чуть наклонилась к нему, понижая тон. — В спальне?

Лисар вздрогнул.

Сумрак спальни нарушил болезненный вскрик. Лисар подскочил с мокрых от пота простыней и нашёл взглядом фигуру в золотых доспехах. Она напоминала живую женщину. Он тяжело, хрипло дышал, пытаясь изгнать из памяти страшный миг, когда лезвие прорезало шею. Этот кошмар являлся ему во снах снова и снова, и только похожая на Варду фигура могла хоть немного успокоить его разрывающееся сердце.

— Я верну тебя, — в тысячный раз шептал Лисар, и его дрожащие пальцы стискивали простыню. — Я обязательно тебя верну.

— Хах! — Варда покачала головой.

— Мне снились кошмары о твоей смерти, — Лисар крепче стиснул поводья, и его чуткий конь замедлил ход. Лисар не хотел признаваться в этом, но, высвобождая поводья, грустно улыбнулся. — В полумраке эта статуя создавала иллюзию, что ты ещё жива.

Варда чуть поджала губы, игриво-насмешливый взгляд стал темнее и мягче. Она отвернулась, не позволяя Лисару прочитать смену выражений на её лице, и он печально вздохнул.

— Боги всемогущие! — Варда запрокинула голову, чтобы посмотреть на небо. — Ты чокнутый, ты просто чокнутый. Но… — она слегка улыбнулась. — Это льстит. Это действительно льстит, драконы тебя побери! Я начинаю жалеть, что мы не пообщались в прошлой жизни…

Тепло разлилось в груди Лисара, он тоже улыбнулся.

— …Ты был бы замечательным пленником! — воодушевлённо добавила Варда.

И Лисар поперхнулся.

— М-м, — он прокашлялся и поймал на себе хитрый взгляд Варды. — Ты меня дразнишь?

— Конечно, ты ведь знаешь, что чужих жрецов в плен не брали, а мне бы в голову не пришло попросить тебя как трофей… хотя… — она окинула его придирчивым взглядом. — Если бы ты сам попросился ко мне, я бы подумала.

На этот раз Лисар качал головой, его улыбка стала несколько грустной. Но он понимал, что, в отличие от уникальной Варды, он был лишь одним из многих воспитанных при храме боевых жрецов. Пусть сильным, пусть превзошедшим всех, но в её глазах тогда он мало чем выделялся. По-настоящему он возвысился только когда появилась надежда вернуть Варду.

— Ладно, — Варда снова посмотрела на дорогу. — Я хочу