Датис, который даже теперь не осознал в полной мере последствия своей излишней жестокости, подумал, что город может сдаться, если появится флот в отсутствие афинской армии. Лидеры демократов Алкмеониды подали сигнал щитами с мыса Суний, и армия поспешила назад вовремя. В течение нескольких дней персидский флот находился вблизи пристани Фалер, затем, убедившись наконец, что надежды на предательство больше нет, разочарованные захватчики отплыли домой.

Вместо того чтобы вернуть себе доверие демократов, возвратив пленных эритрейцев, персы увезли их в Сузы и поселили в 47 километрах от города в местечке Ардерикка в Киссии, на родине древних кашшитов (или касситов — древних племен, обитавших в горных местностях Западного Ирана, в верховьях реки Диялы и ее притоков у северо-западных границ Элама. — Пер.); в 8 километрах находился колодец, из которого при помощи ворота и кожаного ведра доставали жидкость, которая, будучи налитой в чан, давала соль, асфальт и нефть. Здесь в I в. н. э. Аполлоний из Тианы и нашел их, еще помнивших свою былую родину и говоривших на языке своих предков.

Со времени открытия Персеполя европейцами (постепенный процесс, начавшийся с конца XV в.) его великолепные руины в глазах западного мира означали Персию. Поэтому испытываешь потрясение, поняв, что у греков не было точных знаний об этом городе, пока в Персеполь не приехал Александр — лишь для того, чтобы завершить его уничтожение. Для греков того времени тремя столицами монархов-Ахеменидов были Вавилон, Экбатана и Сузы. Не будем обвинять их в невежестве; о Персеполе нет упоминаний в сохранившихся документах из Вавилонии, Финикии, Египта. Для евреев точно так же персидскими столицами были Вавилон, крепость Экбатана и Шушанский дворец.

Раскопки Экбатаны еще предстоят, и случайные находки учат нас немногому. В Вавилоне Дарий сначала поселился во дворце Навуходоносора, расположенного в самой дальней северной оконечности города, если можно судить об этом по обнаруженной там прекрасной диоритовой стеле, на которой высечена аккадская версия его автобиографии. Незадолго до этого, однако, Дарий построил свой собственный дворец в южной цитадели к западу от дворца Набопаласара, как раз перед массивной стеной со рвом, которая называлась Имгур-Бел. На песчаную подушку был положен фундамент из крепких кирпичей, по которому можно восстановить арра danna, или колонный зал с портиками по бокам и спереди, который охраняли квадратные башни и к которому с юга вели лестницы, как и во дворце Навуходоносора. Таким образом, в персидской архитектуре появился план первого этажа ападаны (многоколонного с плоским деревянным перекрытием парадного зала — основной части царских покоев Ахеменидов. — Пер.). Из того же дворца Навуходоносора Дарий позаимствовал тройной пол: грубый слой гальки и известкового раствора, затем еще один более деликатный слой раствора и поверх всего тонкий слой превосходной красной краски, уже знакомой нам в Греции, которая стала отличительной чертой построек Дария. Фрагменты оснований колонн из черного известняка доказывают, что это искусство, знакомое в Персеполе, уже использовалось. На других фрагментах цоколей, на которых стояли колонны, была надпись самого Дария.

У Навуходоносора Дарий также позаимствовал разноцветные кирпичи не из глины, а из известняка, смешанного с песком, на которые наносили ту же самую блестящую глазурь, которую использовал его великий предшественник для украшения Дороги шествий и Врат Иштар. Как и в оригиналах Навуходоносора, фигуры животных играли немалую роль. Некоторые из них были плоскими, а некоторые — в виде барельефов; полосы черной глазури разделяли сцены. Цветочные мотивы и колонны с двойными ионическими капителями с завитками, а также фигуры Десяти тысяч Бессмертных в богатых одеяниях покрывали стены. Ктесий, врач Артаксеркса II, описал роскошные глазурные картины, хотя он приписывал их не Навуходоносору и не Дарию, а Семирамиде, которую, по его утверждению, он признал, увидев белое лицо женщины, найденной при раскопках.

Дарий перенес всю строительную технологию в Сузы. Если Сузы и не занимали такое центральное положение в империи, как Вавилон, они были расположены лучше, чем Экбатана, Парсагарда или Персеполь, и находились близко к родной персидской земле. Удобная дорога вела почти точно на запад в Вавилон через широкую равнину. Тропа в Экбатану шла на север до верховьев реки Хоаспы через земли независимых уксиев (разбойное племя на границе Персиды. — Пер.). Летом другая тропа в Персеполь и Парсагарду вела на юго-запад через высокие горы, разбойным обитателям которых даже персидские монархи платили за проход. Когда снег заваливал перевалы, в распоряжении имелся кружной путь вдоль Персидского залива, так как в это время прибрежная равнина утрачивала свою нездоровую влажность.

Немалая часть богатства Суз появилась благодаря торговле с Персидским заливом, которая была более ограниченна, чем теперь. В V и IV вв. до н. э. четыре великих реки этого региона — Евфрат, Тигр, Хоаспа и Евлей (последняя в нижнем течении продолжается как Паситигр) — текли не так, как сейчас, впадая в реку Шат-аль-Араб и затем в Персидский залив, а в огромное болотистое озеро, которое находилось гораздо дальше к северо-западу и прибрежные острова которого образовывали различные выходные каналы (стоки). Торговцу с Персидского залива, который переплыл через озеро, в то время оставалось преодолеть еще 600 километров вверх по течению Евфрата до Вавилона. С другой стороны, Сузы находились лишь в 100 километрах от Бит-Иакина или Агинис в устье Тигра, и часть расстояния вниз по Паситигру уже можно было проплыть на корабле.

Равнина, на который стоит холм с Сузами, развертывается с Вавилонской аллювиальной равнины, но она совершенно не похожа на нее по характеру. Благодаря своей близости к горам и чуть большему подъему обломки, нанесенные реками, здесь остаются в виде гравия, и лишь более мелкие по своей структуре наносы достигают Вавилонской равнины. Таким образом получается сильная почва, плодородие которой почти неистощимо; древние утверждали, что ячмень и пшеница регулярно давали здесь стократно больший урожай, а иногда, что поразительно, и двухсоткратный. Но на протяжении девяти месяцев в году жара здесь почти невыносимая. За исключением горного прохода, расположенного на юго-западе и соединявшего Сузы с Вавилоном, равнина была полностью окружена горами. На западе и северо-западе находился длинный и узкий горный хребет Кабир-Кух, прямо на севере — горные цепи Загроса, протянувшиеся в юго-восточном направлении, а к востоку и юго-востоку от них — еще более высокий горный массив. В туманной дымке на южном горизонте можно было увидеть низкие холмы из гравия и красноватого песчаника, которые обозначали понижение к наносной равнине.

Как признавали древние, высокие горы, которые почти кольцом окружали Сузы, отсекали прохладные северные ветры на протяжении большей части года, хотя южнее их дыхание можно было почувствовать. Летом горячий сухой ветер из Вавилонии и с Персидского залива дул через южное ущелье, иссушивая всю растительность и вынуждая жителей искать убежища в узких комнатах, в которых хоть и было душно, но которые давали защиту от пылающего солнца под крышами из пальмового дерева с метровой земляной насыпью сверху. Если верить одному греческому автору, ящерицы и змеи сгорали заживо, если пытались пересечь улицу в полуденную жару. Холодная вода, выставленная на солнце, мгновенно нагревалась так, что в ней можно было принимать ванну. Ячмень, высыпанный для просушки, с треском лопался, как зерно, поджариваемое в печи.