– Или мне, – вставил Ломели.

– Нет, я бы сказал, что он верил вам, как верил любому, иначе он принял бы вашу отставку, когда вы пожелали уйти. Но, Якопо, обманывать самих себя не имеет смысла. Он был немощным и больным, и это влияло на его суждения.

Беллини наклонился над докладом, постучал по нему пальцем и произнес:

– Если мы воспользуемся этим, то окажем плохую услугу его памяти. Мой совет – вернуть бумаги на место или уничтожить.

Он подвинул доклад по столу к Ломели.

– И позволить Трамбле стать папой? – удивился декан.

– Бывали папы и похуже.

Ломели смотрел на него несколько секунд, потом поднялся на ноги. Боль за глазом почти ослепляла его.

– Вы огорчили меня, Альдо. Очень. Пять раз я голосовал за вас, искренне веря, что вы тот человек, который может возглавить Церковь. Но теперь я вижу, что конклав в своей мудрости оказался прав, а я ошибался. Вам не хватает мужества, необходимого для папы. Я вас оставляю.

Три часа спустя, когда звуки колокола в половине седьмого утра еще не смолкли в здании, Якопо Бальдассаре Ломели, кардинал-епископ Остии, в полном церковном облачении вышел из своей комнаты, быстро прошагал по коридору мимо апартаментов покойного папы с очевидными признаками взлома и спустился по лестнице в холл.

Никто из кардиналов пока не появился, агент службы безопасности проверял документы монахинь, прибывающих, чтобы приготовить завтрак. Света еще не хватало, чтобы разглядеть их лица. В предрассветной мгле они были лишь цепочкой двигающихся теней, которых в такой час можно увидеть где угодно в мире, – бедняки мира, начинающие свои дневные труды.

Ломели быстро прошел за регистрационную стойку к кабинету сестры Агнессы.

Декан Коллегии кардиналов много лет не пользовался копировальным аппаратом. А теперь, глядя на один из них, он думал, что вообще впервые видит подобное устройство. Он изучил набор настроек, потом начал наугад нажимать кнопки. Загорелся маленький экран, на нем появились какие-то буквы. Ломели нагнулся и прочитал: «Ошибка».

Услышал звук у себя за спиной. В дверях стояла сестра Агнесса. Ее немигающий взгляд устрашил его. Давно ли она наблюдает за его неуклюжими попытками включить аппарат, подумал он и беспомощно поднял руки:

– Я пытаюсь сделать копии с документа.

– Если дадите его мне, ваше высокопреосвященство, я сделаю для вас копии.

Он замешкался. На первом листе было написано: «Доклад подготовлен для его святейшества по результатам расследования по подозрению в симонии кардинала Джозефа Трамбле. Краткое изложение. Строго конфиденциально». Датирован документ был девятнадцатым октября, днем смерти его святейшества. Наконец он решил, что выбора у него нет, и протянул документы ей.

Она посмотрела на бумаги и спросила только:

– Сколько копий нужно вашему высокопреосвященству?

– Сто восемнадцать.

Ее глаза чуть расширились.

– И еще одно, сестра, если позволите. Я бы хотел оригинал документа сохранить в его исходном виде, но в копиях мне нужно зачернить некоторые слова. Это можно сделать?

– Да, ваше высокопреосвященство. Думаю, это вполне возможно.

В ее голосе послышалось недоумение. Она подняла крышку аппарата. Сделав копии всех страниц, передала их ему со словами:

– Вы можете внести изменения в эти экземпляры, а потом мы будем делать копии с них. Аппарат работает превосходно. Качество почти не ухудшится.

Сестра Агнесса дала ему авторучку и пододвинула стул, чтобы он мог сесть. Тактично отвернулась, открыла шкаф и вытащила новую пачку бумаги.

Ломели прочитал документ строка за строкой, тщательно зачеркнул имена кардиналов, которым Трамбле передавал наличность.

«Наличность!» – подумал он, сжав рот.

Он вспомнил, что его святейшество всегда говорил: наличность – это яблоко в их Эдемском саду, первоначальное искушение, которое привело к большому греху. Наличность текла в Ватикан постоянными потоками, которые переходили в полноводные реки на Рождество и Пасху, когда епископы, монсеньоры и братья курсировали по Ватикану с конвертами, дипломатами и жестяными коробками, набитыми банкнотами и монетами от верующих. Аудитория папы могла принести до ста тысяч евро, эти деньги посетители незаметно совали в руки помощникам его святейшества, а папа делал вид, что ничего не замечает. Предполагалось, что эти деньги немедленно направляются в кардинальское хранилище Ватиканского банка. С большими суммами наличности в особенности любила иметь дело Конгрегация евангелизации народов, которая отправляла деньги в свои миссии в третьем мире, где взяточничество было широко распространено, а банки ненадежны.

Дойдя до конца доклада, Ломели вернулся в начало, чтобы убедиться, что все имена удалены. После вычеркивания доклад приобрел еще более зловещий вид, словно какое-то засекреченное досье, опубликованное ЦРУ по Закону о свободном доступе к информации. Конечно, документ так или иначе попадет в прессу. Рано или поздно все обнаруживается. Не сам ли Иисус Христос пророчествовал, как утверждает Лука в Евангелии, что «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы»?[82] Трудно было предсказать, чья репутация пострадает больше: Трамбле или Церкви.

Ломели протянул отредактированный доклад сестре Агнессе, и та принялась делать по сто восемнадцать копий каждой страницы. Со стороны казалось, что голубоватый свет аппарата, бегущий назад-вперед, назад-вперед, имеет ритм косы.

– Прости меня, Господи, – пробормотал декан.

Сестра Агнесса посмотрела на него. Она, вероятно, уже понимала, что за документ размножает: не увидеть текста было невозможно.

– Если ваше сердце чисто, ваше высокопреосвященство, то Он вас простит, – сказала она.

– Благослови вас Господь, сестра, за вашу щедрость. Я верю, что сердце у меня чисто. Но как кто-либо из нас может знать наверняка, почему мы поступаем так, а не иначе? По моему опыту, мерзейшие грехи нередко совершаются по самым благородным мотивам.

Двадцать минут ушло на то, чтобы распечатать все экземпляры, и еще двадцать – чтобы сверить страницы и сшить их степлером. Они работали молча рука об руку. В какой-то момент зашла монахиня, которой понадобился компьютер, но сестра Агнесса категорически приказала ей выйти. Когда они закончили, Ломели спросил, есть ли в Каза Санта-Марта достаточное число конвертов, чтобы каждый доклад был индивидуально запечатан и доставлен.

– Я сейчас узнаю, ваше высокопреосвященство. Присядьте, пожалуйста. У вас усталый вид.

Она вышла, а он сел за стол и склонил голову. Услышав шаги кардиналов, идущих по холлу в часовню на утреннюю мессу, ухватился за свой наперсный крест.