Ломели сел за стол, взял портфель, положил себе на колени и открыл. Внутри оказалась электрическая бритва, коробочка с мятными леденцами, требник, экземпляр в бумажном переплете книги Фомы Кемпийского «О подражании Христу». Было известно (по сообщению Ватиканской пресс-службы), что именно эту книгу папа читал перед приступом, унесшим его жизнь. Страница, на которой он остановился, была заложена пожелтевшим автобусным билетом, купленным в его родном городе более двадцати лет назад.

Он закрыл книгу, вернул все в портфель, положил его на прежнее место. Потянул центральный ящик – тот оказался не заперт. Вытащил его полностью, положил на стол, просмотрел содержимое: очечник (пустой) и пластмассовая бутылочка с очистителем для стекол, карандаш, упаковка аспирина, карманный калькулятор, резинки, перочинный нож, старый кожаный бумажник с купюрой в десять евро, экземпляр последнего выпуска «Annuario Pontificio»[76] – толстого, в красном переплете справочника, в котором назывались все главные действующие лица Церкви… Он открыл три других ящика. Кроме подписанных открыток, которые его святейшество раздавал посетителям, никаких других бумаг не обнаружилось.

Ломели откинулся на спинку и задумался. Хотя папа отказывался жить в традиционных папских апартаментах, кабинетом своего предшественника в Апостольском дворце он пользовался. Каждое утро он шел туда со своим портфелем и неизменно приносил домой работу, чтобы заняться ею вечером. Папские труды никогда не заканчивались. Ломели ясно помнил, как папа, сидя на этом самом месте, подписывал письма и документы. Либо он в последние дни совсем оставил работу, либо его стол был вычищен, и сделали это умелые руки его частного секретаря монсеньора Моралеса.

Он встал и обошел комнату, призывая всю свою волю, чтобы открыть дверь в спальню.

Простыни с массивной старинной кровати были сняты, наволочки на подушках отсутствовали. Но на прикроватной тумбочке оставались очки папы и его будильник. Ломели открыл стенной шкаф – на вешалках висели две белые сутаны (его святейшество отказывался носить более дорогие папские наряды). От вида этих простых одеяний в Ломели словно что-то сломалось, державшееся со времени похорон. Тело его сотряслось, хотя рыданий и не последовало. Эта бесслезная конвульсия длилась не более полуминуты, а когда закончилась, он почувствовал себя странным образом укрепившимся. Он дождался, когда восстановится дыхание, повернулся и посмотрел на кровать.

Изготовленная много веков назад, она была отвратительно уродлива, с большими квадратными столбиками на всех четырех углах и резными панелями в ногах и голове. Из всей превосходной мебели, которая находилась в папских апартаментах, его святейшество взял только этот нескладный предмет, который и был перенесен в Каза Санта-Марта. Поколения пап спали на этой кровати. Чтобы принести ее сюда, вероятно, потребовалось разобрать, а потом ее собрали заново.

Ломели осторожно, как и в ночь смерти папы, встал на колени, сцепил руки, закрыл глаза и, опустив голову на край матраса, принялся молиться. Неожиданно страшное одиночество старческой жизни показалось ему почти невыносимым. Он протянул руки к деревянной раме кровати и ухватился за нее.

Потом он не мог сказать, как долго оставался в этом положении. Может быть, две минуты. А может быть, двадцать. Но вот в чем он был абсолютно уверен: в какой-то момент этого времени его святейшество вошел в его разум и заговорил с ним. Конечно, это могло быть игрой воображения – у рационалистов на все есть объяснение, даже на вдохновение. Он знал только одно: опускаясь на колени, он пребывал в отчаянии, а когда поднялся на ноги и уставился на кровать, покойный папа сказал ему, что следует делать.

Первая его мысль состояла в том, что где-то есть тайный ящик. Он снова встал на колени и ощупал кровать снизу, но руки встречали только пустое пространство. Он попытался поднять матрас, хотя и понимал, что это пустая трата времени: папа, который чуть ли не каждый вечер обыгрывал Беллини в шахматы, никогда бы не сделал ничего столь очевидного. Наконец, испробовав все другие возможности, он перешел к кроватным столбикам.

Сначала взялся за правый в изголовье. Его навершие было из толстого темного полированного дуба. На первый взгляд, оно служило всего лишь частью тяжелой опоры. Но когда он провел ладонью по навершию, ему показалось, что один из маленьких резных дисков ходит под его пальцами. Он включил прикроватную лампу, забрался на матрас, осмотрел диск. Осторожно нажал. Казалось, ничего не произошло. Но когда он ухватился за вершину столбика, собираясь слезть с кровати на пол, она осталась в его руке.

Под навершием оказалась полость с плоским необработанным основанием, в центре которого находилась деревянная шишечка, крохотная, почти незаметная. Он ухватил ее большим и указательным пальцем и медленно вытщил простой ящичек. Ящичек сидел на месте с удивительной точностью. Размером он был с коробку для обуви. Ломели тряхнул его. Внутри что-то зашуршало.

Ломели сел на матрас, стянул крышку. Под ней лежали свернутые документы – несколько десятков. Он разгладил их. Колонки цифр. Выписки банковских счетов. Денежные переводы. Адреса апартаментов. На многих страницах карандашные надписи, сделанные мелким угловатым почерком его святейшества. Вдруг ему попалось его собственное имя: «Ломели. Апартаменты № 2. Дворец Святого престола. 445 кв. метров!» Видимо, это был список официальных апартаментов, занимаемых членами курии, как отставными, так и действующими, подготовленный для папы АЦИСП – Администрацией церковного имущества Святого престола. Имена кардиналов-выборщиков, имеющих апартаменты, были подчеркнуты: Беллини (410 кв. м), Адейеми (480 кв. м), Трамбле (510 кв. м)… В конце документа папа подписал собственное имя: его святейшество. Каза Санта-Марта. 50 кв. м!

У документа имелось приложение:

Ломели перешел к другим страницам и опять увидел свое имя: к собственному удивлению, на этот раз, когда он пригляделся, то понял, что это выписка с его счета в Ватиканском банке IOR. Список ежемесячных доходов более чем за десятилетие. Последняя выписка от 30 сентября свидетельствовала, что на его счете имеется 38 734,76 евро. Он и сам не знал этой суммы. Все деньги, какие у него были.