«Прости меня, Господи, если сегодня я пытаюсь служить Тебе не так, как обычно…»

Несколько минут спустя вернулась сестра Агнесса с двумя коробками конвертов размера А4.

Они начали раскладывать доклад по конвертам.

– Что мы должны сделать с ними, ваше высокопреосвященство? – спросила она. – Разнести их по всем номерам?

– Я хочу быть уверенным, что все кардиналы имели возможность прочесть это до того, как отправятся голосовать… боюсь, у нас нет времени. Может быть, нам удастся раздать их в столовой?

– Как скажете.

Когда бумаги были разложены, а конверты заклеены, они разделили пачку на две части и отправились в столовую, где монахини готовили столики к завтраку. Ломели раскладывал конверты на стулья в одной части зала, сестра Агнесса – в другой. Из часовни, где Трамбле служил мессу, доносилось песнопение. Ломели чувствовал, как боль за глазом пульсировала в такт с пением. Однако он остановился, лишь когда встретился с сестрой Агнессой в центре зала и все конверты были разложены.

– Спасибо, – сказал он.

Его тронула твердость ее доброты, и он протянул руку, ожидая рукопожатия. Но, к его удивлению, она опустилась на колено и поцеловала его перстень, потом поднялась, разгладила ладонями юбки и удалилась, не сказав больше ни слова.

После этого Ломели не оставалось ничего другого, как только сесть за ближайший столик и ждать.

Искаженные сведения о том, что произошло дальше, стали появляться через несколько часов по завершении конклава. Хотя на всех кардиналов и был наложен строгий запрет на распространение информации, многие не смогли удержаться и, вернувшись в большой мир, поделились случившимся с ближайшими сотрудниками, а те – главным образом священники и монсеньоры – тоже не смогли устоять от искушения и распространили слухи. Так очень быстро появилась версия истинной истории.

По большому счету существовали две категории свидетелей. Те, кто первым вышел из часовни в обеденный зал, были поражены, увидев Ломели, который в одиночестве бесстрастно сидел за одним из центральных столов, положив руки на скатерть и устремив перед собой невидящий взгляд. Второе, что они вспоминали, – потрясенная тишина, воцарившаяся в зале, когда кардиналы обнаружили конверты и принялись читать их содержимое.

По контрасту те, кто появился чуть позже (кардиналы, предпочитавшие молиться в своих комнатах, а не посещать утреннюю мессу, или те, кто замешкался в часовне после причастия), ясно помнили шум в зале и кучку кардиналов, собравшихся вокруг Ломели и требовавших объяснений.

Иными словами, истина была вопросом перспективы.

Кроме этих, была и еще одна группа, небольшая: кардиналы, чьи комнаты находились на втором этаже, или те, кто спускался по двум лестницам с верхних этажей и заметил сломанные печати на папских апартаментах. Соответственно, циркулировать начала новая волна слухов, противоположная первой: о том, что ночью произошло нечто вроде ограбления.

На протяжении всего этого Ломели сидел неподвижно. Всем кардиналам, которые подходили к нему, – Са, Бротцкусу, Яценко и остальным – он повторял одну и ту же мантру. Да, это он пустил документ в оборот. Да, это он сломал печати. Нет, он пребывает в здравом уме. Ему стало известно, что, возможно, совершено деяние, которое влечет за собой отлучение, а потом предпринята попытка замести следы. Он считал своим долгом провести расследование, даже если для поисков доказательств необходимо проникнуть в апартаменты покойного папы. Он пытался ответственно подойти к делу. Перед его братьями-выборщиками теперь лежит информация. Они должны выполнить свой священный долг. Они должны решить, в какой мере учитывать эти сведения. А он всего лишь следовал голосу совести.

Его удивляло собственное чувство внутренней силы и то, как он, казалось, излучал это убеждение, отчего даже те кардиналы, которые подходили к нему, чтобы выразить свое негодование, нередко удалялись, одобрительно кивая. Другие смотрели на дело более жестко.

Саббадин, проходя мимо Ломели к буфету, наклонился и прошипел ему в ухо:

– Зачем же вы выбросили ценное оружие? Мы могли бы использовать его, чтобы управлять Трамбле после выборов. А так вы лишь укрепили позиции Тедеско!

А архиепископ Бостонский Фитцджеральд, один из самых ярых приверженцев Трамбле, подошел к столику и швырнул доклад Ломели.

– Это противоречит всем нормам правосудия. Вы не дали нашему брату кардиналу никакой возможности изложить аргументы в свою защиту. Вы действовали как судья, присяжные и палач в одном лице. Меня такой нехристианский акт приводит в ужас.

Кардиналы, слушавшие за соседними столиками, принялись согласно бормотать. Один выкрикнул:

– Хорошо сказано!

– Аминь вашим словам! – произнес другой.

Ломели оставался бесстрастным.

В какой-то момент Бенитез принес ему хлеб, фрукты и показал одной из монахинь, чтобы налила кофе.

– Вы должны поесть, декан, иначе заболеете.

– Я правильно поступил, Винсент? – тихим голосом спросил Ломели. – Как вы думаете?

– Ни один человек, который поступает так, как велит ему совесть, не совершает зла, ваше высокопреосвященство. Последствия могут оказаться не такими, как мы ждем. Со временем может выясниться, что мы совершили ошибку. Но это не то же, что творить зло. Единственным руководителем поступков может быть только совесть, потому что именно в нашей совести мы наиболее отчетливо слышим голос Господа.

Трамбле появился только в самом начале десятого. Он вышел из лифта, ближайшего к обеденному залу. Кто-то, вероятно, уже отнес ему копию доклада – он держал его свернутым в руке. Проходя между столиками к Ломели, он казался вполне собранным. Большинство кардиналов замолчали, перестали есть. Седые волосы Трамбле были аккуратно уложены, подбородок выставлен вперед. Если бы не алые церковные одежды, то его можно было бы принять за шерифа в вестерне, идущего к месту решительной схватки.

– Если позволите, декан, несколько слов.

Ломели положил салфетку и встал.

– Конечно, ваше высокопреосвященство. Вы хотите поговорить приватно?

– Нет, я бы хотел поговорить с вами публично, если не возражаете. Я хочу, чтобы наши братья слышали мои слова. Насколько я понимаю, вы несете ответственность за это?

Он помахал докладом перед лицом Ломели.

– Нет, ваше преосвященство, ответственность за это несете вы – это ваши действия, – возразил декан.

– Доклад лжив от начала и до конца! – Трамбле обратился к кардиналам. – Он никогда не должен был появиться на свет. И не появился бы, если бы кардинал Ломели не вломился в апартаменты покойного папы и не извлек оттуда эти бумаги, чтобы манипулировать конклавом!

Один из кардиналов – Ломели не видел кто – прокричал:

– Позор!

Трамбле продолжал: