Ладно, это не главное.

Самая важная деталь садика – хороший воспитатель.

О, очевидно, и с этим был полный порядок. Вломившись в Анину группу и не обнаружив там детей («Они гуляют, – сообщила нянечка, – вы увидите, площадка с динозавром»), я вернулась обратно на улицу. Подкралась, маскируясь за кустарником, подстриженным кубиками и треугольниками. И увидела Светлану Геннадьевну с выводком цыплят. Все сосредоточенно изучали муравьев. Наставница делилась с молодежью полезными сведениями.

Как мило!

Мне это понравилось. В муниципальном садике, куда Анюта ходила раньше, воспитатели предпочитали на прогулке общаться не с детьми, а друг с другом.

– А вот, посмотрите, дети. Это тля, – сказала Светлана Геннадьевна.

– Б..? – громко переспросил толстый малыш, похлопав глазками. Вероятно, его папуля использовал это слово в качестве словесного эквивалента пробела.

– Нет, Антоша. Ты неправильно говоришь. Надо говорить «тля». Такое маленькое насекомое. Для муравьев тля вроде коровы. Они ее доят.

– Круто! – восхитился Антоша. – Классно устроились, дармоеды!

– Нет, ну почему же дармоеды? Муравьи пасут тлю, охраняют ее.

– А мой папа охр-р-раняет депутата гор-р-род-ской думы! – в тему гордо сообщила красивая кареглазая кнопка.

– Да, Танюша, я знаю, – кивнула Светлана Геннадьевна. – Ты отлично выговариваешь букву «р». Умничка!

Обалдеть.

Если охраннику хватает средств для оплаты этого роскошного садика, то каковы же доходы самого депутата? Наверное, депутатский спиногрыз пристроен в швейцарский детсад… Но если депутату местной думы по карману швейцарский садик, то какими же средствами располагают депутаты Государственной думы?

Тут моя фантазия бессильна.

– За мной пришли! За мной пришли! – закричала Анечка и бросилась ко мне.

Я подхватила малышку на руки. За последний год наша девица потяжелела. Еще пару килограммов – и вряд ли удастся ее поднять без ущерба для моего позвоночника.

Поэтому надо пользоваться моментом.

– Как давно мы с тобой не виделись, Юля. Ты меня разлюбила?

– Что ты, милая! – едва не прослезилась я. – Я тебя обожаю!

– И Лев уехал надолго. Нам грустно без него. Мама плачет, тоскует.

– Лев обязательно вернется.

– За мной пришла Юля, – сообщила всем сверху Анечка. Она обнимала меня за шею, целовала, прижималась розовой щечкой.

Какое удовольствие!

– Здравствуйте! Да, Ирина Сергеевна предупредила, что вы заберете эту красавицу, – улыбнулась воспитательница.

Следующие пять минут она посвятила комплиментам. Оказывается, наш ребенок – гений бисероплетения и лепки из глины. Дитя чудесно поет, рисует как Поль Гоген, социально адаптировано и обладает ангельским характером. Похоже, у Светланы Геннадьевны и под пытками не удалось бы вырвать критического замечания в адрес ребенка. А я-то думала, у Ани отсутствует музыкальный слух. Когда она пыталась напевать мелодию из фильма «Бумер», то не попадала ни в одну ноту. И трубила, как слон. Басом.

Но, выходит, я сильно ошибалась.

Действительно… Только сейчас это поняла: ребенок, наверное, напевал мелодию совсем из другого фильма!

Вот я глупая!

Это у меня нет слуха. А Анечку мы обязательно отдадим в музыкальную школу. Нельзя зарывать талант в землю. Вдруг из нее получится оперная певица?

Удрученная известием об очередном Никитином круизе (Генри, Генри, Генри!), я решила устроить вечером демонстрацию протеста. Буду холодной и равнодушной. Буду играть с Анютой. Буду смотреть только на нее. А он пусть едет в аул в обществе сексуально озабоченной француженки.

Скатертью дорога!

Подумаешь!

А что мне делать? Закатить истерику? Потребовать от возлюбленного прекратить всяческие контакты с подлой девицей? Никита, естественно, не пойдет на это. У него же работа. Договор с французами. «Фростком». Замороженная цветная капуста. Акции…

Неужели Ирина права и планы Генриэтт Нувель в отношении Никиты заходят гораздо дальше, чем я могу себе это представить? Неужели француженка вернется домой с трофеем, и им станет симпатичный русский парень, тридцать четыре года, рост сто восемьдесят шесть сантиметров, вес в районе восьмидесяти килограммов, официально не женат… Леденею от ужаса.

Только не это…

А что?

На фоне подобного кошмара другой сценарий (измена, но без отъезда во Францию) кажется менее страшным. Получается, я уже сейчас морально готовлюсь к тому, чтобы простить Никите измену.

А разве он верен мне сейчас – когда проводит бок о бок с Генри целые дни, катается с ней в автомобиле, кормит в ресторанах? Она целует его на прощание. Меня начинает трясти уже от одной мысли об этих поцелуях!

Нет, похоже, измену я простить не сумею.

Ничего не выйдет…

Развод, только развод.

Никита вернулся в начале девятого. Под мышкой он держал огромного черно-оранжевого тигра.

– Никитос, хэлло! – закричала Анюта, выбегая в прихожую. – О, это мне?

– Конечно тебе. А это – Юле.

– Парфюм? – проводила Анюта взглядом протянутую мне коробочку. – Супер! О, у мамы такие есть. Они очень дорогие. Ну ты, Никитос, даешь!

– Спасибо, – смущенно пролепетала я, принимая нежданный подарок.

Что это вдруг?

Чувствует себя виноватым?

И для этого уже есть повод?

– Чувствую себя виноватым, – прочитал мои мысли Никита. – Опять испортил выходные, да? Мне очень жаль, поверь. Но скоро Генри уедет. И свободного времени станет побольше.

Генри скоро уедет?

Одна?!

Я замерла от восторга, чувство радости, надежды и счастья захватило меня. Но всего на одно мгновение. В следующую секунду я сникла. Почему Никита говорит о Генри так спокойно и отстраненно? Так мужчина говорит о взятой вершине.

У них уже все было?

И именно поэтому он утратил интерес к француженке?

Сердце заныло от тоски.

– Мы поиграем в лошадку? – игриво поинтересовалась у Никиты Аня. – Обмотай меня шарфиком, вот так, да, и держи, держи, я буду лошадкой!

– Наверное, ты пони, ты ведь маленькая.

– Нет, я не пони. Я Анна Таирова, три с половиной года, проживаю по адресу: улица Весенняя, дом четыре. Мой мобильный телефон: восемь-девять-девять-три-шесть-ноль-пять-один-пять-два-шесть. Мой домашний телефон: два-один-ноль-три-ноль-четыре-пять. Код города…