– И что же это?

Ли невесело усмехнулся.

– Кого-то, кто позволит кричать на себя. Кого-то, кто не устроит взбучку за то, что ты намеренно разобьешь драгоценную вазу шестнадцатого века. – Он хохотнул и привалился плечом к стене. – Дядя Мэтт накричал в ответ на меня. Заставил меня убрать осколки, но больше никогда не вспоминал о ней. Пару раз бросал меня в озеро, когда считал, что мне надо остыть.

Какими бы горько-сладкими ни были те воспоминания, Шафран хотела знать, почему дядя так поступил.

– Но что случилось? Что произошло с твоей семьей?

– У меня был брат. На год младше меня. Мы были не разлей вода. Я читал ему на ночь. Мы делали маленькие кораблики и пускали их в ванной во время купания, потому что он был слишком болен, чтобы сходить на берег и пустить их вниз по реке. Он родился с врожденным пороком сердца. В пять лет он умер от пневмонии, несмотря на все усилия отца. – Он устремил взгляд на далекую точку у нее над плечом. – Ты представить себе не можешь, во что превратилась наша семья. Моя мать не вылезала из постели, а отец не выходил из кабинета, где вел свою практику. Они не замечали ничего, кроме собственного горя и боли. Оставили меня на попечение слуг, которые не могли совладать с обезумевшим от потери трудным ребенком, крушащим все вокруг себя. – Ли прочистил горло, и снова перевел взгляд на ее лицо. – Родители в конце концов пришли в себя, но дядя подарил мне кое-что ценное. Он спас меня от всего этого. Черной неблагодарностью было бы позволить втянуть себя в какие-то неприятности и дать в руки Вейла козыри, которые он мог бы использовать, чтобы заставить меня выполнять его приказы.

– Шантаж, – прошептала Шафран, когда до нее наконец дошло.

– Если тебе угодно выразиться так неизящно. – Его мимолетная веселость исчезла. – И ничто не мешает ему сделать то же самое с тобой, Эверли. Если он узнает, кто ты на самом деле, может распустить слухи и осложнить жизнь тебе и твоей семье.

«Тогда дед увезет меня обратно в Бедфорд», – подумала она.

Если он узнает, что Шафран связалась с убийствами и наркотиками и угрожает репутации фамилии Эверли, он этого не потерпит. Под угрозой будут все ее успехи, которых удалось добиться в Лондоне. Она не исключала такой вариант развития событий, но рассчитывала, что дед все же проведает обо всем уже после того, как она распутает это дело, когда она уже сама сможет повлиять на то, как будет воспринято ее участие. Она вынесла кое-какие уроки из своего знакомства с преступным миром, но, очевидно, этих знаний недостаточно.

Вместе с этими новыми страхами в ней росла и решимость. Жестоко убиты три женщины. Вполне вероятно, что появится еще одна жертва. Зная это, просто невозможно сидеть сложа руки и не предпринимать попыток предотвратить страшное.

Поглубже вздохнув, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце, Шафран подняла глаза на Ли.

– Скорее всего, Вейл замешан во всем этом.

– Почти наверняка. Думаю, нам просто нужно быть осторожными вдвойне.

Ее накрыло волной облегчения.

– Ты прав. Что ж…

Ли поцеловал ее, положил ладонь на затылок и прижал к себе на долгий миг, прежде чем Шафран опомнилась и оттолкнула его от себя.

– Ч-ч-что это было? – заикаясь, промямлила она.

– Это за то, что ты сказала, что я прав. – И он еще раз ее поцеловал, на этот раз нежнее.

Он провоцировал ее углубить поцелуй, игриво прикусывая губу и крепче сжимая руку на ее талии. Его жар так резко контрастировал с холодным кирпичом стены, к которой она была прижата, но Шафран едва ли замечала холод сквозь тонкий шелк платья.

На этот раз Ли первым прервал поцелуй, и Шафран лишь тупо смотрела на его губы, когда он отстранился и произнес:

– А еще за то, что ты невероятно храбрая девушка, и я не могу не восхищаться тобой.

После этих слов Ли взял ее за руку, и они направились обратно в «Голубую комнату», чтобы попрощаться с остальными гостями. Мысли Шафран целиком были заняты тем, что только что сказал Ли.

Вряд ли она была храброй, скорее уж глупой.

На следующее утро похолодало. Сквозь занавески проглядывали серые оттенки осеннего неба. Ночь выдалась неспокойной, и Шафран было стыдно признаться, что она не спала и ворочалась из-за волнения не только по поводу лорда Вейла.

Около трех часов ночи Шафран решила, что поцелуй Ли застал ее врасплох. Несколько месяцев они провели в тесном общении друг с другом. Он вел себя назойливо и самодовольно, а еще он талантливый, умный и красивый. Она и представить себе не могла, какая болезненная правда, которой он с ней поделился, скрывается за этим глянцевым фасадом. А стыдно ей от того, что она немного поддалась на его ласки, на то, как он поглаживал ее по спине и дразнил языком. Но в отрезвляющей прохладе раннего утра ее капитуляция представлялась еще позорнее. С какой стати она позволила ему себя так целовать? Зачем она вообще ответила на его поцелуй?

Сдержав стон, она обхватила голову руками и прижалась лбом к кухонной столешнице. Ранним утром, около пяти часов она вышла на кухню выпить чаю.

Все это было похоже на игру. Сначала поцелуй – для маскировки – как в какой-нибудь комедийной пьесе. Второй поцелуй – тоже не более чем комедийный прием, чтобы шокировать ее, а Ли повеселиться. Но тот последний, когда она сама поцеловала его в ответ…

Коллегами они стали поневоле. Их колкости переросли в подтрунивание, подтрунивание превратилось в шаткое уважение, а затем и в дружбу. Неужели этот шаг к романтическим отношениям – естественное развитие событий? Достаточно ли дружбы, привлекательной задумчивости и очков в золотой оправе для настоящих чувств?

Но тот последний поцелуй не был искренним проявлением чувств. Нет, такой поцелуй она подарила Александру в том розовом саду – та сцена сразу показалась далекой, как будто прошли годы, но в то же время мгновенно всплыло в памяти, как только она о нем задумалась. Шафран представляла себе его как обещание большего, того, что произойдет после возвращения Александра. Что он подумает, когда узнает, что другой мужчина поцеловал ее в какой-то грязной подворотне на задворках джаз-клуба?

Как будто этого мало, чтобы она чувствовала себя отвратительно, она представила, что встретится с Ли и он станет подшучивать над тем, что после нескольких месяцев легкого флирта она наконец-то сдалась под напором его обаяния.