на земле, кабаньи тропки, лежки зайцев и дневки робких косуль. Дети играли на детских площадках, где по ночам рыскали лисы и еноты, летали совы и ползали змеи. Иван сначала не понимал, как жить, сознавая, что в любой момент может возникнуть надобность прятаться от мимо проходящего любопытного медведя, но с появлением в его жизни Цили мальчик свыкся с этим фактом, взяв ответственность за жизнь и благополучие своей любимицы и верной подруги.

Кстати, о собаке. Рыжая бестия бегала по опушке леса, после того как Иван вытащил ее за шкирку из-под забора соседского курятника. Собака пыталась задушить громких птиц, совавших свои головы в небольшую щель между досками и землей, надеясь подобрать пару червяков. Она уже прихватила незадачливую курицу за крыло, выдрав ей пару перьев и сломав кость, когда маленький хозяин налетел на нее с криками, воплями и сокрушительными ругательствами. Пришлось отпустить свой ужин и грустно удалиться в изгнание, где Иван не смотрел бы на собаку глазами, полными разочарования. Больше всего на свете Циля не любила этот взгляд. Он ее тяготил и смущал, насколько это возможно для собаки. Циля плохо переносила одиночество и бесилась без дела. Она грызла палки во фрустрации, рыла землю и давила мышей, даже не утруждаясь их после съедать.

Она попыталась даже играть с валунами, нападая на них и вгрызаясь в их ребра. Однако после первой же попытки откусить кусок от булыжника ее удаль поубавилась, потому что она чуть не обломала себе зубы. Рыча и отплевываясь от песка, собака побежала к воде, чтобы попробовать порыбачить. Это было более понятное и безопасное занятие. Рыбы, которую можно было бы легко вытянуть из воды, на виду не оказалось. В ход пошел план «Б»: вынюхивать бобровые хатки или хотя бы следы трудяг со странными приплюснутыми хвостами без шерсти. Циле нравились эти чудаковатые водные крысы. У них был характерный запах леса, смешанный с речным илом и рыбой.

Собака шла по крутому бережку и вынюхивала бобров, случайно забредших за древесиной. Конечно, их, как назло, не оказалось поблизости, что весьма расстроило ее. Она еще немного послонялась туда-сюда, прежде чем учуяла странный запах. Это был лесной зверь. Совсем рядом. Волк. Собака подняла шерсть на загривке и зарычала. Недалеко, метрах в пяти от Цили стояла хилая волчица со сверкающими стеклянными глазами. На ее клиновидной морде не было видно сильных эмоций. Ни удивления, ни страха. Она стояла, глядя прямо на собаку. Казалось, ее вообще не тревожил тот факт, что ее заметили. На самом деле от Цили ускользнули чудовищная усталость волчицы, ее потрепанный вид и ребра, выпирающие из-под истончившейся кожи. Рыжая охотница бесстрашно сделала пару шагов навстречу дикому зверю, демонстрируя свои агрессивные намерения. Собака чувствовала, что ее долг — прогнать волчицу обратно в лес, избавить людей из деревни от ее присутствия.

Циля обходила Грозу немного сбоку, периодически скалясь и облизывая губы. Ее уши были плотно прижаты к голове, хвост высоко поднят. Волчица понимала, что бежать бесполезно. Сначала она попробовала послать собаке сигнал примирения — робко отвела голову в сторону, но, получив на это лишь резкое сокращение дистанции, отказалась от этой стратегии. Гроза сделала максимально грозный вид. Ее попытки устрашения выглядели жалко. Котенок, сидящий перед собак, выпускает когти и шипит. Это последнее, что можно предпринять, прежде чем умереть, а умирать Грозе не хотелось. Она была слаба и неопытна в драках, а собака из человеческого поселения была сильна и полна сил. Ничто не мешало ей вонзиться в ее серебристую шерстку и вырвать пару кусков мяса, оставшегося на костях. Однако Цилю сдерживал первобытный страх перед волком. Ее предки сотнями погибали от клыков волчьего племени, их срывали с цепей и заманивали в лес, где пожирали всей стаей. Рыжей бестии было важно держать дистанцию и не повредить себя (животные по понятным причинам крайне трепетно относятся к целостности физической оболочки).

Гроза сделала очередной выпад вперед и почти вплотную подошла к рыжей собаке.

Циля почувствовала тепло, распространившееся по ее телу. Приток горячей крови по венам достиг сердечной мышцы, начавшей чаще сокращаться. Мощными толчками она, подобно мощному пожарному насосу, толкала кровь в организм, наполняя мышцы силой. Собака ощутила смелость, внезапно обнаружившуюся внутри нее. Она в один прыжок оказалась бок о бок с волчицей и стремительно впилась зубами ей в плечо. Гроза завизжала от резкой боли и, прижав уши, попыталась укусить собаку в ответ. Циля удачно выбрала позицию для атаки, поэтому без труда увернулась от острых зубов, не ослабевая собственной хватки. Она трепала кожу волчицы и рычала, точно так же она когда-то поступала со шкурами кабанов и лосей, когда ее учили охотиться старые звероловы. Гроза вертелась и извивалась, как угорь, но безрезультатно. Лайка была сильна, молода и проворна, в то время как волчица была истощена и измотана. Силы ее были на исходе. Бежать она не могла, дать отпор получалось плохо. Острая боль превратилась в тупую ноющую, отдающую в и так тяжелую голову. Гроза пошла на рискованный маневр: она рванулась на собаку, нарушив ее равновесие, повалив на землю. Циля, не ожидавшая такого рывка, разомкнула челюсти и взвизгнула от удивления.

Теперь Гроза лежала на собаке, тяжело дыша открытой, полной огромных зубов, пастью. Волчица не стала дожидаться, пока псина одумается, поэтому с горловым рычанием вцепилась в незащищенное брюхо лайки, яростно мотая клиновидной головой из стороны в сторону. Это было чем-то похоже на африканскую сцену борьбы крокодила и зебры, пришедшей на водопой. Хищник, выбрасывающий свое неповоротливое тело из воды, хватающий длинной остромордой пастью горло добычи и начинающий мотать тяжелой головой, чтобы оторвать кусок мяса или задушить жертву. Гроза как никогда была похожа на крокодила. Ее туловище было почти неподвижно, задними лапами она упиралась о землю, передние же беспомощно болтались на теле собаки. Волчица по уши была перемазана в крови лайки, на языке застыл железный привкус. Циля орала и клацала зубами, иногда цепляясь за шерсть и обвисшую шкуру собаки. Живот рыжей бестии превратился в кровавое месиво. Гроза лишилась рассудка, кровавая пленка на глазах закрыла весь обзор. Она больше не обращала внимание на окружение. Все, на что хватало ее концентрации, — рвать, терзать, убивать. Все звериное, что спало в ней, проснулось. Казалось, она уже просто не может разомкнуть пасть.

На крик собаки прибежал Иван. он услышал призыв о помощи любимой лайки и, едва успев с ружьем наперевес обуться, выбежал из лачужки. Старик тоже слышал далекие звуки драки, но