Я рыдала так громко, что даже диву давалась, отчего это родные не слышат моего плача сквозь шум воды. Но в дверь так никто и не постучал. Выходит, никто ничего не заметил. Я понимала, что у меня не так много времени – нельзя сидеть в ванной дольше двадцати минут, иначе это вызовет подозрения. Усилием воли я подавила рыдания и принялась старательно чистить зубы – сначала щеткой, потом зубной нитью, а потом еще и прополоскала их двумя разными ополаскивателями.

Пока я нетвердым шагом возвращалась в спальню, вымывшись так усердно, как не мылась уже очень давно, меня пронзила новая мысль.

ПРИШЕЛ НОВЫЙ ДЕНЬ. Никаких сообщений. Никаких встреч. Даже если Гай и пришел в колледж, нам на глаза он не показывался.

На следующий день он подсел к нам на обеде, правда, молча. Просто плюхнулся рядом с Джоэлом, который шумно рассказывал о сет-листе своей группы, а потом завел скучнейший разговор об усилителях. И ни разу на меня не посмотрел.

Наступило завтра. До концерта оставалось еще два дня. И снова о Гае ни слуху ни духу. А потом, ровно в час ночи, мой телефон ожил и просигналил.

Я не ответила, но мои губы тронула улыбка. Как знать, может, мой диагноз – хроническая глупость. Или самообман. А может, просто дурацкие надежды. Надежда – это ведь психическое расстройство, так?

Я ВЗЯЛА ЗА ПРИВЫЧКУ касаться каждого встречного фонаря по шесть раз, в глубине души радуясь, что Джейн без конца нарушает наши договоренности и в самый последний момент отказывается прогуляться со мной до колледжа. При этом я приноровилась выходить из дома на двадцать минут раньше обычного, чтобы не опоздать на занятия. Я отдала чуть ли не все карманные деньги за большую бутыль антибактериального геля для рук и спрятала ее в своем шкафчике в колледже.

Меня не покидали нервозность и неуверенность, и за считаные дни я заметно похудела – переживания сжигали все калории, что поступали в мой организм. Надо было, конечно, позвонить врачу. И рассказать родным, что со мной творится, – не обязательно вслух, хватило бы и записки, оставленной на кухонном столе:

Но я этого делать не стала.

Разумные причины, по которым я решила молчать

1) Э-э-э…

Неразумные причины, по которым я решила молчать

1) Близкие так гордились мной и моими успехами! Недавно вот, когда я осторожно наливала утреннюю дозу лекарства в ложечку, папа похлопал меня по спине – да так, что часть снадобья пролилась мне на руку, – и сказал: «Ты такая умница, Эви! Держись, еще немного осталось».

2) А может, болезнь и не возвращается? В конце концов, я же не утратила работоспособности! И по-прежнему ходила в колледж, общалась с подругами, делала домашку. Да, пожалуй, мыться я стала тщательнее, чем прежде, но в остальном казалась абсолютно нормальным человеком. Я плыла по жизни, точно лебедь, который грациозно скользит по поверхности пруда, а под водой втайне от всех неистово работает лапками, чтобы только не утонуть. Если мне еще столько всего удается, значит, ОКР не возвращается, так?

3) К тому же прежние ритуалы я забросила. И они вряд ли возобновятся – особенно теперь, когда у меня отняли коробку с чистящими средствами. Никогда раньше я еще не трогала фонари. И не придавала особого значения числу шесть. И вообще, только вдумайтесь, сколько на фонарях грязи! Собаки мочатся на них без преувеличения каждый день! Но я все равно их трогала. Может, это добрый знак? Может, я и впрямь выхожу из зоны комфорта?

А здесь, пожалуй, стоило бы пошутить о том, что отрицание проблемы не освобождает от последствий.

4) Я понимала, что с возвращением болезни мне придется принимать больше лекарств. И тогда я обречена. Обречена пить таблетки до конца своих дней. Обречена потерять себя.

5) Если болезнь и впрямь возвращается, значит, терапия не помогла. А если она не помогла, значит, я уже никогда не поправлюсь. И лучше мне не станет. Мне придется каждый день бороться с собой, чтобы совсем не слететь с катушек. Одна мысль об этом отнимала последние силы. Но если болезнь вовсе не возобновилась, значит, я здорова! Я снова нормальная! Такая же, как все вокруг! И моя жизнь тоже проста, проблемы – обыденны, а еще мне – да, да, да! – тоже порой улыбается удача, как и всем остальным!

6) Если болезнь и впрямь возвращается, подруги скоро об этом узнают. И наверняка отдалятся от меня. Как случилось с Джейн.

– Эви? Эви! Ты как? Что случилось?

– Эви! – окликнула меня Джейн.

– А? – Я отвернулась от своего отражения и увидела, что она сидит в углу комнаты.

– Ты как? – повторила она. – Зачем трешь мое зеркало?

Эмбер подлетела ко мне и обняла меня за шею.

– Все потому, что Эви у нас сногсшибательная красотка, правда, Эви? – сказала она.

Я покосилась на наши отражения. Какие же мы разные! Высокая, пышноволосая Эмбер с вызывающими зелеными тенями вокруг глаз и я, невысокая, полная (хотя нет, полной я была раньше), с прилизанными светлыми волосами, которые не брал ни один шампунь для объема. А надо заметить, что в последнее время я мыла голову очень часто и тщательно.

– Все хорошо, Джейн, не волнуйся… Я… Почти закончила, – ответила я.

– Славно, – вмешалась Лотти. Глаза у нее были подведены так густо, что, казалось, занимали чуть ли не пол-лица. – А то мне надо нанести восьмой слой туши, это очень и очень важно!

Обводить зеркало дальше я не могла – слишком уж пристально на меня все смотрели, и потому я неохотно отошла, уступив место Лотти.

«А вот и неправда, – сказала я себе. – Я закончу с зеркалом, когда все отвернутся».

Я нервно забегала пальцами по руке, оставляя на коже мелкие царапки от ногтей.

– Ты уже решила, что наденешь? – спросила я у Джейн, которая весь день была сама не своя от беспокойства.

Джейн горестно покачала головой:

– Нет… что ни примерю – во всем кажусь слишком толстой!

– Глупышка, вовсе ты не толстая! Такими словами ты только оскорбляешь по-настоящему полных людей.