Владимир оглянулся, вслушался в крики лесных птиц:

– Восьмерых.

– Что? – теперь не понял Олаф.

– Не хвастай, говорю. Раз повезло, не повезет в другой.Их вожака я сшиб первым. Растерялись, бородач стал за старшего, с этого и пошладурь. Его хитрости не хватило бы обмануть пень в глухом лесу.

Деревья подступили к тропке ближе. Ветви опускались ниже,воздух стал влажным, плотным, как в наглухо закрытом амбаре с сеном. Тропкасузилась, часто петляла. Владимир пустил коня шагом. Сзади стучали копыта коняОлафа, заводные тянулись позади как гуси.

Когда лес сомкнулся со всех сторон, Владимир остановил коня:

– Придется пешком.

Олаф подъехал бледный, мокрый от пота, будто вынырнул изливня. Грудь ходила ходуном, словно это он нес коня.

– Пеш… ком? Ни за… что.

– Какой же ты викинг? – укорил Владимир.

– Я прирожденный викинг, – ответил Олаф, он жаднохватал воздух ртом как рыба на берегу, – но я не дурной викинг… мы тоже неситом море черпаем. Вон от того дуба с дуплом идет тропка…

Владимир сказал с горечью:

– Лесная. Звери протоптали.

– Если лось проходит, – возразил Олаф, –почему не мы?

– Да, – сказал Владимир, – такой лосяра, какты, пройдет. Но вот кони…

Олаф похлопал коня по влажной шее. Тот шатался под могучимвикингом, вздрагивал. На удилах повисла желтая пена.

– А что кони? Кони тоже люди. Завалы обойдем, подзависшими валежинами проползем. Надо попробовать, Вольдемар.

Владимир прислушался – везде обычные лесные шорохи, –соскочил на землю. Он все еще вздрагивал, даже пригибал голову, когда с деревападал сучок, сбивая в падении листья, а лицо было изнуренное и озабоченное.

– Мне тоже жаль бросать коней. Ладно, выбери одного.Нет, двух. Попробуем провести. Остальных придется оставить. Авось люди ихнайдут раньше, чем отыщут волки.

Олаф слез нехотя, долго осматривал коней. Те как чуяли, чтоостанутся в темном и страшном лесу, дрожали и тянулись к викингу, которыйраньше их побаивался, а теперь чуть не плакал, что таких добрых зверей разорвутволки.

Полдня пробирались через чащу. Наткнулись на ручей,попробовали идти по руслу, но слишком много деревьев лежало поперек. На землеможно переступить, а здесь комель на одном берегу, вершинка на другом –пригибайся, ползи под стволом чуть ли не на четвереньках, а он тебя норовитухватить за шиворот острыми сучьями.

Олаф крепился, Владимир слышал только яростное сопение истук железа по дереву. Викинг старался идти впереди, сбивал топором ветки.Человек протиснется везде, но конь не для леса, и Владимир ожидал, что викингвот-вот сдастся, признается, что зря тащат коней, когда спереди донесся егосдавленный возглас:

– Или мне мерещится…

– Что там?

– Деревья вроде бы светлеют.

– Мерещится, – отмахнулся Владимир. – Тебеуже мерещилось.

Олаф заспешил, стук топора и нетерпеливый голос зазвучаличаще. Владимир тащил усталого коня почти силой, под ногами сырой мох сменилсятравой, деревья в самом деле стали словно чище, а впереди возник свет.

Олаф радостно повизгивал, как огромный щенок. Толстыекорявые стволы расступались, лесная тьма оставалась за спиной. Валежин уже непопадалось, под ногами чисто, только трава, даже сушин нет – явно сюдазахаживают за дровишками, хворостом, сухими сучьями. Даже на березах видно, какдрали бересту, Олаф таких примет не замечает.

Олаф ждал Владимира у крайних деревьев. Дальше расстилалосьполе, большей частью засеянное. А еще дальше белели хатки с соломеннымикрышами.

– Можно было и остальных взять, – сказал Олаф сукором.

Владимир опешил:

– Других? Да ты едва с этим не помер! Ладно, собирайсучья, готовь костер. Заночуем здесь.

Олаф вскрикнул:

– Да вон же хатки! Там теплые постели, молодые девки.Настоящая еда!

– Это я слышу от викинга? – удивился Владимир.

– Я могу перенести больше, чем ты, – огрызнулсяОлаф. – Но почему терпеть, когда можно есть мясо, а не грызть черствыйсухарь? Спать на мягком, да еще с теплой девкой?

– Потому… что в весях вблизи могут быть люди Варяжко.Разве он не разослал всюду, чтобы вызнавать о нас? И вот кто-то пошлет тайкоммальчонку с весточкой, что двое беглых разбойников бесчинствуют в хате егососеда…

Олаф разочарованно отмахнулся:

– Ладно. Лишь бы добраться до Царьграда. Там яотыграюсь! Ох и отыграюсь же…

Небо уже окрасилось в красные цвета, тени пробежали вдольполя. В лесу темнело быстрее, пришлось отступить в глубь леса, прикрываясьдеревьями. Олаф, выказывая, что и он знает немало воинских уловок, разжег огоньв яме. Пусть даже случайно забредший в лес не узрит багровых отблесков.

За деревьями просматривались две крупные поляны с сочнойтравой, стреноженные кони тяжело заковыляли в ту сторону. Олаф погрыз сухари,воду взяли из ручья, и тут же заснул на голой земле. Даже ветки не срубил напостель. Владимир заметил, как по лицу блуждает счастливая улыбка. Похоже, ужеотыгрывается в богатом и распущенном Царьграде.

В лесу было еще темно, но Владимир потряс Олафа:

– Вставай! Кони отдохнули, надо уйти как можно дальше.

Олаф раскрыл глаза, прорычал:

– Ты что? Еще ночь!

– Птицы поют, – возразил Владимир. – Имсверху виднее.

Когда выехали из леса, рассвет в самом деле окрасил белыйсвет в нежные розовые цвета, словно румянец на щеках молодой и чистой девушки.Воздух был холодный, как вода из ручья, и Олаф чертыхался без остановки, покане оседлал коня.

Деревья остались позади, ехали вдоль опушки. Суровая стенавысоких стволов тянулась слева, справа расстилались поля, луга, хатки показалисьтолько однажды, но Владимир проехал вдалеке: люди Варяжко могут шнырять всюду.А если за их голову объявили еще и награду, почему бы и нет, то охотаразвернется нешуточная.

«Я бы объявил», – подумал Владимир мрачно. Силами однихдружинников все дороги не перекрыть. Если же пообещать снижение подати, ахолопам – свободу, то даже дети начнут высматривать и выслеживать.

Олаф косился с любопытством, когда хольмградец, все ещехмурясь, достал из берестяного колчана лук, набросил тетиву на рог. Ехали вдольчащи, птицы беззаботно пели, а в поле верещали кузнечики, но вдруг рукихольмградца взметнулись, звонко щелкнула тетива. В зелени зашуршало, посыпалисьлистья.

– Что-то заметил? – спросил Олаф.