Олаф уронил ложку, а войт кивнул удовлетворенно:

– Похоже. Ты его знаешь?

– Слыхал, – пробормотал Владимир. Он наклонилсянад миской, пряча глаза. – О сильных да могучих везде рассказывают.

– Это верно, – согласился войт. – О такихпарнях и здесь долго будут помнить. Только мимо проехали, но для россказнеймного ли надо? В наших краях одни медведи да волки. Сегодняшний день похож навчерашний, и так из года в год. Пожар когда случится, и то вроде праздника.

Со двора донеслись детские голоса. Войт выглянул, погрозилпальцем. Там заверещали веселее. Войт снял со стены кнут и, кивнув гостям,вышел.

Владимир пересел так, чтобы видеть двери. Да и рукоятьскифского акинака теперь торчала из-под руки, едва не задевал, когда работалложкой. Олаф проследил за его взглядом:

– Ты слишком подозрительный!

Владимир пожал плечами:

– Зато еще жив.

В молчании ели, прислушиваясь к голосам. Похоже, войт с помощьюкнута разбирал детскую ссору. Но мог и послать мальчишку вдогонку задружинниками великого князя. Добротный надежный мужик, опора любого княжества,он и должен помогать князю крепить порядок, покой, ловить беглых преступников!

За спиной осталось верст двести-триста, а они сменили конейлишь дважды. Правда, в последний раз попросту украли, не успев и не желаяобщаться с хозяевами.

Олаф повеселел, глупо покупать, когда можно украсть. Не вденьгах дело, но при покупке равняются с торговцами, а в краже естьгероическое, неразрывное с риском, опасностью, блеском холодного булата.

Владимир мрачнел. Пастухи, что брели за огромным стадом, свосторгом рассказали о княжеских дружинниках на невиданных здесь конях – злых иогромных. Сами дружинники, все как один, – богатыри, в железной чешуе, вжелезных шапках, красные сапоги на двойной подошве из свиной кожи, уздечки наконях с серебряными бляшками.

Ищут кого-то, объяснили пастухи простодушно. Выспрашиваютместных, а всем войтам объявили о награде за поимку двух особо опасныхпреступников. Их велено схватить и держать до их прибытия…

Тут только пастух прикусил язык, глаза выпучились, как усовы. Его напарник уже пятился, пока не уперся спиной в коня Олафа. Викингнагнулся, ухватил за волосы:

– Зарежем?

Голос его был будничным, деловитым. Владимир заколебался.Пастушок смотрел жалобными глазами, побелел, из чистых синих глаз медленнопокатились слезы.

– Пусть идет, – сказал он нехотя.

– Выдаст, – предостерег Олаф.

Он все еще держал за волосы, а лезвие ножа приложил к горлу.Пастушок боялся даже вздохнуть, чтобы нож не опустился ниже.

– Если зарежем, – бросил Владимир нехотя, –все равно догадаются. Тут, поди, отродясь никого не убивали. Разве что кольямив пьяной драке.

Олаф широко ухмыльнулся:

– Тогда я пошел за колом?

Но пальцы разжал, пастух на ватных ногах без сил опустилсяна землю. Олаф хохотнул:

– Вольдемар! Не думаю, что твой Варяжко так уж страшен.

Они поворотили коней. Владимир бросил через плечо:

– Зря не болтайте. Только когда спросят о нас, тогдауж… А сами не спешите. А то мы вас и после смерти отыщем.

В его хриплом страстном голосе было столько силы, что дажеОлаф ощутил подобие страха. А пастухи со всех ног бросились к стаду, что ужевыбрело на дорогу к селу.

– Не сам Варяжко страшен, – сказал Владимиртоскливо. – Хотя и он не подарок… Но против нас он поднял весь народ. Мытеперь два беглых изгоя! А как пройти через всю Русь… а она намного больше, чемты думаешь, и не попасть на глаза? Ни в поле, ни в весях, ни в лесу?

Олаф сказал беспечно:

– А что нам еще остается?

– Да вроде ничего.

– Повернуть назад нельзя?

– Ты что, – испугался Владимир. – Лучше ужзвон мечей, кровь и гибель в чистом поле.

– Тогда вперед! – сказал Олаф сильным звонкимголосом. Он гордо и красиво выпрямился в седле. Камень в обруче на лбу рассыпалсолнечные искры, но еще ярче блестели синие, как небо, глаза викинга. – Умужчин – мужская судьба. А женских могил и не должно быть в поле. Ну, попробуемво-о-он до того дерева наперегонки?

В малой веси, через которую Владимир и Олаф проехали суткитому, войт стоял перед Варяжко. Дружинники окружили старика плотным кольцом,Варяжко сидел на огромном коне, в котором чувствовалась дикая сила. Сам Варяжкосвирепо сверлил глазами седобородого старца. Тот поклонился явно из вежества,власть как-никак, а страха не видать в тщедушном теле.

– Владимир, – повторил войт в задумчивости, –видать, чем-то крепко насолил вам этот удалец, ежели целое войско мчится по егоследу…

– Дед, – сказал Варяжко предостерегающе, – тыне умничай. Ты скажи только, раз уж он тут проехал, в какую сторону подался?Что говорил? Что собирался делать?

Один из дружинников с готовностью вытащил плеть свплетенными в кожу свинцовыми жилками. Замахнулся, глядя на Варяжко.

Войт покачал головой. Старческие глаза смотрели без страха.

– Я бы на вашем месте оставил это дело.

Варяжко подал знак, плеть обрушилась с силой, послышалсяхлопок, будто лопнул бычий пузырь. Рубаха сползла с плеча, на грудь коняВаряжко брызнула кровь.

Войт дернулся, в глазах застыла боль.

– Бей, раз такая у вас власть. Но я о вас заботился,молодежь вы удалая! Деньгу вам обещают большую, но разве своя голова не дороже?

Варяжко зло засмеялся:

– Нас две дюжины богатырей. И все мы давно забыли, какпахать землю. А звон мечей слышим часто. Если ты видел двоих, чьи приметысовпадают, ты обязан сказать княжеским людям.

Войт сказал смиренно:

– Да. Проезжали тут двое. Разговаривали мало, держалисьмирно. Но когда один посмотрел на меня своими синими глазищами, меня продраладрожь, будто я голый стоял на зимнем ветру!..

– Это викинг, – сказал дружинник с плетьювозбужденно, – ну-ну, дальше.

Войт вздрогнул, сказал внезапно охрипшим голосом:

– Потом я взглянул в глаза другого…

– Ну?

– Лучше бы меня голым бросили в костер! В его черепебушует пламя, перед которым раскаленная болванка в горне покажется сосулькой.Он едва не сжег меня своими коричневыми глазищами, а когда ушли, я былсчастлив, что по телу не пошли волдыри от ожогов. Даже ведунью вызывал… Кого-тоон мне напомнил! Но кого? Он совсем молод, а мне чудятся времена юного князяИгоря, когда тот через наши земли вел дружину богатырскую на Царьград…