их и топили на мелководье среди зарослей камыша. Катаси подумал тогда: все ли ёкаи такие, как говорили в легендах, или среди них, как и среди людей, встречались как подлецы, так и праведники? Он не знал и проверять это не стремился.

– Карп-де твой плавал здесь пару дней, – хрипло продолжала каппа. – Сильный такой, мощный, сразу видно: много лет прожил и много горестей пережил. Крепким стал, как скалы у истока. У него была печаль: жемчужина его была надломленной. Он искал кого-то, кто мог помочь с этим. Да разве тут поможешь? Коли суть самая духа, жемчужина, повреждена – то даже не всякое божество исправит. Особенно если осколок утерян.

Сердце Катаси забилось чаще. Он сразу понял, что речь идёт именно о его карпе, а не просто о каком-то духе крупной рыбы или даже о другом его сородиче, осмелившемся попытаться дойти до истока реки против течения. Это был его карп, тот самый, что спас его в детстве. Тот самый, который мог теперь помочь Юкии.

– Где же он теперь? – спросил Катаси, поняв, что старая каппа начинает дремать, вместо того чтобы продолжить свой рассказ.

– Дело-то летом было, – сказала она. – Теперь и не знаю, где он. Собирался зимовать у самого источника подле ног духа горы. Надеялся, что, проведя там больше времени, переродится. Без осколка жемчужины он сделать этого не сумел бы и за тысячу лет, вот что я вам скажу! Цеплялся за глупую надежду.

Каппа пожевала губами пару раз, делая паузу.

– Да и понять его можно, если уж честно, – сказала старуха. – Столько усилий положено на то, чтобы исполнить задуманное, а всё напрасно. Разве можно так просто с этим смириться и жить дальше? Источник-то недалеко отсюда. Если карп и впрямь отправился туда и не погиб на порогах выше по течению – уже там должен быть. Моя бабка говорила, что это единственное место на реке, где вода не замерзает даже в самую лютую стужу.

Когда каппа закончила, Катаси поклонился ей и вручил подарок: бутылочку вина, которую одолжил у Мию. Той он уже был обязан так сильно, что вовек не откупишься.

Каппа приняла угощение. Она, как и прочие духи, питала слабость к рисовому вину.

– Мальчик, – сказала она напоследок, – тебе надо уходить отсюда. Может, стражей да молодёжь ты и провёл, но кто постарше вмиг распознает в тебе человека.

Катаси замер. Он боялся, что каппа закричит и позовёт на помощь, но та рассмеялась и закашлялась.

– Мне тебя губить без надобности, стара уже, – сказала она. – Повадки у тебя больно человеческие: вежливый слишком. Вот в юности я любила топить красивых мальчиков, на тебя похожих, а сейчас это уже не то.

Старуха откупорила крышку и отпила саке из горла. Довольно крякнув, точно сытая утка, каппа продолжила:

– Только не все такие добрые, как я, – сказала она. – Слухи ходят: в городе двое людей с большой духовной силой. Многие думают, что один из них – пропавшая невеста нашего господина. Не знаю, имеешь ли ты отношение к девчонке, но если тебя поймают – живым уже не выберешься. Вода становится спокойнее, мальчик, река скоро замёрзнет. Уходи, пока можешь, и помяни старушку добрым словом, когда окажешься в безопасности.

Она махнула лапой в сторону выхода вместо прощания и вновь припала к горлышку бутылки с рисовым вином.

Катаси больше не медлил. Он побежал прочь по путаным улицам, минуя заросли водорослей и уворачиваясь от пёстрых стаек разноцветных рыб. Он торопился вернуться в дом Мию и забрать Юкию.

Когда он влетел во двор дома, там была Мию. Она сидела на крыльце с большой миской и замешивала тесто. В другом случае он почтительно поклонился бы ей, отметив, что всякий раз, когда видит духа за домашней работой, забывает на миг, что она только призрак. Если смотреть не на маску, а на умелые её руки, Мию так сильно напоминала ему старшую сестру, которая тоже любила сидеть на крыльце, занимаясь стряпнёй или рукоделием.

Сейчас же он был взволнован: дурное предчувствие закралось в его сердце и крепло с каждым мгновением. Осколок жемчужины внутри его шрама дремал, и только это вселяло надежду на то, что тревога его была напускной.

– Карпа нет в городе, – сказал Катаси. – Мы должны уплыть сегодня же.

Мию не стала спорить. Она только кивнула и, встав со своего места, вошла в кухню, чтобы обтереть руки.

Когда она вернулась, Катаси всё ещё ждал её, не будучи уверенным, что делать дальше.

– Юкия в саду, – сказала она. – Собирай вещи и приходи туда, а я сама ей всё расскажу.

Катаси кивнул, поспешно скрываясь за створкой сёдзи. Он не понимал, почему тревога внутри него никак не утихает, пока поспешно собирал вещи в сумку. Новые листы бумаги, новые чернила, отцовская кисть… Когда они упали в водоворот и чуть не утонули, его вещи пострадали очень сильно, многое пришло в негодность. Когда Катаси перебирал их, сердце болезненно сжималось от осознания, что все минеральные краски, которые он с таким чаянием собирал для своего путешествия, ради покупки которых экономил на еде и развлечениях, которые часто позволяли себе его сверстники, безнадёжно испорчены.

Только в эту минуту он не думал о них. Слова каппы всё ещё звучали в его голове, и он не понимал, какие из них пугали его больше: о том, что человека в нём узнать было просто, или о скором и неминуемом приходе зимы.

Когда он вышел во двор, Юкия уже прощалась с обитателями дома. Он посмотрел на неё и изумился в очередной раз тому, насколько хрупкой и красивой она смотрелась. Её нежные, почти детские черты становились ещё более явными, когда она улыбалась вот так, как сейчас. Открытая улыбка волшебным образом стирала следы усталости и измотанности, которые всё больше проявлялись на её бледном лице с каждой ночью, полной наведённой боли. Катаси понял, что забыл сделать вдох. Усилием воли он заставил себя вновь двигаться, отгоняя и другую мысль: он боится за Юкию, очень сильно боится.

Теперь, когда он убедился, что карпа нет в землях речного владыки, его ноги вновь требовали скорейшего побега. Как можно дальше от опасности. Про Сойку, что ждала их на поверхности, он вовсе старался не думать. В конце концов, возможно, им повезло, и паучиха думает, что они утонули.

Когда огромный сом, на спине которого они сидели, поднялся в небо, вернее, выше к поверхности воды, мерцавшей в свете ясного осеннего дня, Катаси стало немного легче. Близость поверхности и мысль, что вот-вот