чуду, спугнув крохотное существо. Она тут же будто бы вспорхнула с его ладони и унеслась в открытое окно.

Катаси попробовал повторить это ещё раз, только нарисовал другое существо. Крохотная лягушка также запрыгала по циновке. Она не отличалась бы ничем от своих сородичей, если бы не необычный чёрный оттенок алебастровой кожи. Лягушка растворилась в воздухе сразу же, стоило Катаси только пожелать этого.

Художник хотел сделать ещё что-то, но Мию остановила его:

– Подожди, – сказала она. – Сама по себе кровь Кото не обладает подобной силой. Значит, все эти существа созданы за счёт твоей собственной. Не стоит рисковать: посмотрим, что будет.

Усталость навалилась на Катаси позже, во время ужина. Она пришла так внезапно, что не ожидавший подобного художник чуть не выронил палочки для еды.

Юкия проводила его в комнату. Она надеялась, что, оставшись наедине, она сможет поговорить с ним и облегчить сердце. Однако Катаси уснул сразу же, как оказался на футоне, ею расстеленном.

Этим вечером Юкия была уверена, что Катаси не придёт к ней и проспит в своей комнате до самого утра. Мысль о том, что в час крысы она будет одна, пугала девушку даже больше, чем воспоминания об уже пережитой боли и о том, что она будет вынуждена терпеть её вновь. Потому она не могла уснуть, как бы ни уговаривала себя, что нужно поберечь силы перед предстоящим испытанием.

Створка сёдзи отодвинулась раньше, чем первые предвестники боли сковали её тело. Катаси почти неслышно принёс извинения за вторжение, соблюдая вежливую традицию. Она поспешно села на постели и посмотрела на вошедшего. Он подошёл к ней и сел на циновку рядом с её футоном. Они молчали недолго.

Юкии было холодно, её руки дрожали, но она не спешила укрыться одеялом в попытке соблюсти хоть какие-то приличия. Она не знала, с чего начать разговор, но и тишина казалась сейчас уместной. Девушка поняла, что улыбается просто потому, что Катаси здесь. Поняла она и то, что он заметил это. Необходимость в словах отпала сама собой, принося облегчение им обоим. Ценность молчания, уютного и лёгкого, точно совиное пёрышко, понимали и Юкия, и Катаси.

Боль пришла внезапно. Девушка вздрогнула, но приняла её, не издав ни звука. Разве что воздух сорвался с её губ шумно и прерывисто, так, точно кто-то ударил её в живот. На глазах выступили слёзы. Катаси тут же оказался рядом с ней, и необходимость в любых стенах, выстроенных ими меж собой с таким чаянием, рухнула окончательно.

Этот час крысы дался тяжелее прочих. Юкия ощущала, как сердце её бьётся о рёбра, точно пленник о прутья своей темницы, ещё долго после того, как последние отголоски боли покинули её тело.

В голове гудело, а в ушах стоял звон… Пусть она больше не билась в агонии, стараясь заглушить собственные крики, Катаси всё так же держал её в объятиях, не отпуская.

Она не хотела, чтобы он отпускал её.

Шли мгновения, сердце успокаивалось. Прикосновения мужчины не волновали её, как могло бы быть, напротив: они дарили чувство до того спокойное и правильное, что Юкия сомневалась, испытывала ли она что-то подобное прежде. Его объятия служили подтверждением: Катаси здесь, как и она сама. То, что мука закончилась, не сон. Да и к тому же где-то наверху, в мире, ещё недавно пылавшем цветами осени, уже выпал первый снег, а её сердце, живое и отчаянное, всё ещё бьётся.

В конце концов молчание, правильное и желанное, нарушила именно она.

– Ты вновь спас меня сегодня, – прошептала Юкия осипшим голосом.

Это прозвучало так, что непонятно было, что именно она имеет в виду: то, что происходило утром за пределами стен дома Мию, или то, что происходит сейчас меж ними.

– Тоже мне спаситель: мы просто убежали. В который раз.

Юкия улыбнулась. Его шутливый тон был тому причиной, как и то, что рук с её плеч он так и не убрал.

Они вновь замолчали. Юкии отчаянно хотелось, чтобы эти тёплые надёжные руки никогда не покидали её. Сердце Катаси, так же как и её собственное, успокоилось. Ей нравилось слушать то, как оно неумолимо отбивает ритм его жизни. Она могла бы просидеть так целую вечность и хотела этого, но, как и прежде, сонливость напала на неё неминуемо. Она боролось со сном сколько могла, но это не укрылось от Катаси.

Он отстранился от неё, заглядывая в лицо.

– Не уходи, – прошептала Юкия прежде, чем поняла, каким словам позволила сорваться с потрескавшихся губ.

Он замер резко и неестественно. Чувство жгучего, почти непереносимого стыда заставило её задохнуться, но, когда её взгляд привычно соскользнул с лица Катаси и устремился куда-то вниз, произошло нечто странное. Желудок, а вовсе не сердце, подпрыгнул до самого горла и ухнул к ногам. Похожее ощущение она испытывала, когда прыгнула вслед за мужчиной в быстрое течение закручивающейся водоворотом реки. Виной тому была его рука, его тонкие пальцы. Ими она украдкой любовалась во время уроков каллиграфии, не признаваясь даже самой себе, как сильно волнуют её его точные, полные изящества движения. Он остановил её, приподняв лицо девушки за подбородок. Потому вместо того, чтобы избегать его взгляда, она, помимо воли, сделала противоположное.

Её глаза широко распахнулись от изумления и смятения. Его лицо оказалось непозволительно близко. Она увидела его губы, тёмно-розовые и, как думала Юкия, слишком красивые для мужского лица. Воспоминание о том, как она поцеловала их, пусть и настолько невинно, что даже ей это было очевидно, помимо воли возникли перед внутренним взором.

Он ничего не сказал, но заставил её задохнуться, когда его пальцы медленно, сильно и одновременно нежно очертили контур её подбородка, а затем большим пальцем – линию нижней губы. Её тело охватил жар, но это было вовсе не смущение, а чувство иного рода, сильное и захватывающее. Девушка не знала, чего она хочет больше: чтобы он поцеловал её или чтобы прекратил касаться так.

– Ложись спать, Юкия, – сказал он. – Я не уйду.

Его голос был тихим и вновь приобрёл те нотки, которые заставляли девушку верить в то, что он говорит. Она послушно легла на бок и закрыла глаза. Футон был слишком узок для двоих, но она почувствовала, как Катаси ложится за её спиной, стараясь не касаться больше необходимого.

В голове мелькнула мысль, что теперь она точно не уснёт до самого утра. Да только Юкия ошиблась.

Ей не снилось ничего, кроме огромного звёздного неба над головой, которого она не видела с самого детства.