не выражая своей заинтересованности. Однако Юкия, наблюдавшая за ним, поняла: он погружён в тягостные мысли далеко не настолько глубоко, как ей казалось прежде.

Девочка скрылась в доме и вышла с отрезом ткани и коробкой, в которой Юкия с удивлением разглядела кисти и баночки с краской. Рин невозмутимо принялась стелить ткань на тёмно-серые доски крыльца, готовя место для работы. Юкия пересела поближе и взяла в руки одну из кистей. Та сильно отличались от тех, что использовались для каллиграфии. Кисть была тонкой, жёсткой и очень старой.

– Что это такое? – спросил наконец Катаси, кивнув на корзину.

– Ракушки аваби, – сказала девочка, не отрываясь от работы. – Они и сами по себе красивые. Здесь такие не водятся: их приносит течением, а иногда гости издалека платят ими за услуги и постой. Через двенадцать дней, на празднике лунного света, их можно будет продать втридорога. Если, конечно, расписать как следует: многие думают, что они приносят удачу в любви.

Рин встала и неожиданно прямо посмотрела на Катаси:

– Вы ведь поможете мне с росписью, господин? Уверена, с вашими талантами мы заработаем больше.

Юкия заметила, как из-под навеса кухни выглянула Мию в кошачьей маске. Она беззвучно наблюдала за воспитанницей, и девушка догадалась, кто именно послал девочку к Катаси. Что ж, занять его делом, которое ему по силам, – хорошее лекарство от печали, не поспоришь.

Катаси с сомнением посмотрел на кисть в руках Юкии и на корзину с раковинами. Девушка поняла, что, если он откажется, это очень расстроит её. Ведь тогда окажется, что Катаси сам выберет путь печали, но он, вздохнув, спросил:

– А образцы-то для работы есть?

Рин закивала и, бросив беглый взгляд в сторону кухни, побежала в кладовую.

Катаси недолго изучал раковины, которые они расписывали в прошлом году. Его интересовали символы, которые было принято изображать на этих талисманах. Те были начертаны простыми тонкими линиями, среди которых угадывались месяц, солнце и пятипалая морская звезда. Были здесь и спирали, изображавшие, должно быть, водоворот. Катаси взял одну из кистей и откупорил баночку краски, белой и густой.

Он повертел в руках раковину с изображением солнца и принялся рисовать прямо на ней, поверх уже готового рисунка. Юкия и Рин посмотрели друг на друга растерянно, но ни та, ни другая не осмелились прервать Катаси или задавать вопросы. Прошло немного времени, прежде чем художник оторвался от своей работы и показал её девочке.

– Так тоже можно? – спросил он.

Юкия взглянула на раковину и поняла, почему с губ Рин сорвался прерывистый вздох. По сути, Катаси не менял ничего, но и преобразил безделицу невероятно. Солнце теперь казалось ярче, а из-за тонких маленьких штрихов вдоль его лучей рисунок выглядел объёмнее и интереснее. Край раковины теперь украшал орнамент. Это были всего лишь точки и чёрточки, но ритм, который задавал рисунок, завораживал: его хотелось рассматривать.

– Как ты это сделал? – спросила Рин, забыв о приличиях.

Взгляд Катаси потеплел. Камень на сердце Юкии потерял свой вес.

– Давай покажу, – сказал он, беря ещё одну раковину.

Вскоре и Юкия, и Рин смогли повторить рисунок, который показал им Катаси. Юкия сама удивлялась тому, как красиво у неё получалось. Ей никогда не удавалось рисовать, но роспись оказалось изобразить проще, чем повторить начертание идиомы во время урока каллиграфии.

– Мне так нравится этот рисунок, – прошептала Юкия, завершив вторую раковину.

– Ой, подожди, сестрица: к тому времени как эта корзина опустеет, ты его возненавидишь!

– Эй, чего это вы тут делаете? – раздался мальчишеский голосок за их спинами. – О, Рин, что за чудеса? Раньше твои каракули не выглядели настолько приличными!

– Отстань, Икару, а то ночью придёт кот и съест тебя!

– Не придёт: кошки воды боятся! – возразил мальчик и сел рядом с Катаси.

Он тоже взял в руки кисть…

Вскоре все жители дома занимались росписью ракушек. Те переливались на свету, а тонкие линии белой краски под разными углами становились то яркими, то почти незаметными. Катаси смеялся, дурачась с младшими и показывая им штрихи для новых, придуманных им на ходу росписей. Он улыбался, Юкия украдкой любовалась им, оттаявшим и ожившим.

Рин рассказывала о фестивалях прошлых лет. Она жила в доме Мию три года, но дольше всех жила здесь Орихиме, самая младшая из девочек: весной будет пять лет, как Мию приютила её в своём доме.

– Этот дом прежде принадлежал какому-то придворному, – сказала Рин тоном заговорщицы. – Он погиб пять лет назад при каких-то мутных обстоятельствах, а имущество завещал Мию.

– Она сама родом из этих мест?

– А мы не знаем: она не говорит.

Нет, Юкия не возненавидела рисунок к тому моменту, как опустела корзина. Несмотря на предостережение Рин, её сердце полнилось лёгкостью и чувством удовлетворения. Ей казалось, что она могла расписать ещё сотню таких же ракушек, лежавших теперь на расстеленной ткани. Рин сообщила, когда работа была сделана, что тут они пролежат до завтрашнего утра. Тогда девочка покроет их лаком, чтобы закрепить рисунок.

– То есть ты оставишь их на просушку, – заметил Катаси задумчиво. – Можешь объяснить мне, как это получится? Мы же ведь под водой.

Девочка посмотрела на художника с недоумением. Затем, рассмеявшись, она сказала:

– Точно, под водой! Да только всегда получалось, совершенно не представляю почему!

Катаси пожал плечами. Он, как и Юкия, понимал: есть вещи, которые лучше просто принять на веру, чем пытаться искать их объяснение.

Подводное царство было странным местом. Здесь всюду сновали рыбы, большие и маленькие, но Катаси и Юкия, так же как и прочие похожие на людей существа, уверенно стояли на ногах и ходили по морскому дну, точно по земле. Они дышали, ели суп из привычных чашек, а краска сохла за ночь, будто бы крыльцо, на котором были разложены ракушки, находилось на земле.

Всё это было странно и непонятно, да только разве кто-то мог найти объяснение? Это был мир духов, а не живых людей. Значит, глупо было бы полагать, что всё здесь будет совершенно ясно.

Вечером, когда Юкия находилась в своей комнате, створка сёдзи отъехала в сторону куда раньше, чем она ожидала: до часа крысы было ещё далеко. В последние дни Катаси приходил к девушке, но старался не проводить лишнего времени в её обществе ни до, ни после. Юкия гадала, почему так, но не могла спросить художника напрямую: тот избегал её.

Катаси вошёл в её комнату и, не говоря ни слова, сел на циновку подле её постели. Юкия отложила гребень, которым расчёсывала распущенные волосы. Те кружили над её плечами плавно, напоминая о