менее необъяснимым проникновением в сейф на улице Асса, где ничего не пропало? Результатом чего является то необычное умственное расстройство, которое сейчас наблюдается у Стефена, – из-за монжеронской катастрофы или же трепанации? Как мог проявиться тот поразительный сон, тот экстериоризированный кошмар Стефена? Что произошло в скором марсельском поезде?.. Кем были этот призрак, этот маг, эта кукла, эта банда, эти Десять?.. Преступления никак не объясняли анонсировавшие их знаки; новые тайны добавлялись к тайнам прошлым, отнюдь не проливая на предыдущие света.

Розина наблюдала за Стефеном. Ходом расследования он, похоже, был удовлетворен, но ничто не могло развеять его ипохондрии. Когда ростовщик, прознав, что пианист вскоре унаследует крупную сумму денег, поспешил продлить срок займа, Стефен поблагодарил его за эту любезность мрачным и язвительным тоном.

Между тем, благодаря очевидным фактам и прекрасной репутации музыканта, подозрения, вызванные его поведением, рассеялись.

Теперь они перенеслись на чету Крепен, отсутствие которых казалось сомнительным и требовало подтверждения. Но выяснилось, что день они провели именно так, как и говорили. Куэнтр, уверенный в их невиновности, отправился в Бар-ле-Дюк, удостоверился в том, что они действительно были у сестры Эрманс, и воспользовался этой поездкой, чтобы ознакомиться в почтовом отделении с оригиналом ложной телеграммы, побудившей их совершить это путешествие: «Сестре совсем плохо. Непременно ждем вас завтра. Эжен».

Переданный в окошечко накануне преступления, с указанным назначением: «Париж», этот текст был подписан именем вымышленного отправителя: «Дюбуа». Текст был напечатан на машинке.

Куэнтр, как известно, ничего не забывал. Он вытащил из бумажника открытку, полученную мсье Эдуаром Орлаком по пневматической почте утром в день его смерти, и, сравнив два послания, без труда определил, что текст телеграммы и открытки был напечатан на одной и той же машинке.

Как он и подозревал, телеграмма и спиритический совет исходили от одного и того же неизвестного. Один и тот же человек, вместе с соучастником или без него, устроил отъезд Крепенов и повелел мсье Орлаку вызвать душу покойного Вассёра.

Забрав с собой эту улику, пока что лишь косвенную, инспектор вернулся в Париж и окончательно снял подозрение с Крепенов. К тому же мсье Эдуар Орлак ничего им не оставил; его смерть лишила их благодетеля, и нужно было положить конец звучавшим в адрес слуг обвинениям в том, что они могли быть причастны к убийству человека, которому были всем обязаны.

Как и Буркрен, Куэнтр оставлял без внимания все следы, уводившие в сторону от медиумического сообщества. Преступления, по их глубокому убеждению, были совершены медиумами или же одним медиумом. Ни тот ни другой не желали от этого отступать; и инспектор активно разыскивал тех, кто, тесно или не очень, недавно или когда-то в прошлом, сотрудничал со спиритами с улицы Асса.

– Видите ли, – сказал он мне как-то, – убийца так хорошо замаскировал свое преступление, что именно этим и выдал свою «профессию». Все было проделано слишком уж хитроумно, а главное – слишком уж невероятно. За счет необычайной сноровки он хотел ввести нас в заблуждение, подкидывая ложные идеи, дурача нас при помощи разных уловок, и, будучи весьма ловким по профессии, искусно симулировал неловкость…

– Но, – возразил я, – допустите на секунду, что виновный – вовсе не медиум и не придерживается вашего хода мыслей; в таком случае его хитрость состоит в том, чтобы замаскировать свои преступления под преступления медиума и тем самым заставить вас двигаться в ложном направлении…

– Нет! Психология убийцы указывает на некоего медиума. Так хорошо знать мир оккультизма может только лишь оккультист. Из этого, осмелюсь сказать, мы и должны исходить. Это четко и ясно. Этот субъект – тертый калач; он искусный мастер, но именно его техническое совершенство и опытность его и выдают!

Я согласно кивнул.

– Я говорил о психологии, – продолжал Куэнтр. – Так вот, выбрав маскировку своих преступлений в гардеробе своей же профессии, сколь бы богатым он ни был, убийца допустил психологическую ошибку. Не всегда получается продумать все до конца.

– Однако же медиумы – и я сейчас имею в виду медиумов-мистификаторов, – по определению, первоклассные психологи, не так ли?

– Черт возьми! Они надувают своих меценатов не менее виртуозно, чем мсье Стефен Орлак когда-то играл на рояле! Но рояли бывают разные – как и умы. Не следует путать мозг какого-нибудь Аполлония Эндора с мозгом какого-нибудь Куэнтра. Первый только того и просит, чтобы кто-нибудь его одурачил, второй же постоянно пытается что-то уловить, подметить, раскрыть. Люди нервные и впечатлительные, доверчивые или чудаковатые, жадные до новых открытий или склонные к изучению эзотерической науки – все они являются желанной добычей для медиума, если этот медиум – мошенник! Но добычей слишком легкой: ловко заполучив такую, прохвост привыкает к малозатратным успехам, в результате чего оказывается не готов к более суровым сражениям!.. Давайте, мсье Бретёй, попробуйте обвести вокруг пальца одного и другого – говорю вам, это не одно и то же. И можете мне поверить: между спиритом и сыщиком разница все же имеется!..

Все это казалось вполне справедливым… И должен признать, в поступках инспектора Куэнтра было не меньше логики, чем в его речах.

Образно выражаясь, он прочесал частым гребнем весь особняк на улице Асса от подвала до чердака, но ничего не нашел – по крайней мере, если верить тому, что было им обнародовано. Ни отпечатков ног, ни следов кражи или взлома, ни каких-либо более-менее важных улик – короче, как говорится, полное фиаско. В какой-то мере его, похоже, заинтересовал лишь восстановленный список медиумов, бывавших в этом доме.

Для очистки совести он пожелал сличить нож, которым был заколот Орлак-старший, с карточкой, содержащей описание примет Вассёра. Этот документ, определенный в категорию «Скончавшиеся», был извлечен из глубин архивов антропометрической службы, и Куэнтр смог удостовериться в том, что отпечатки с ножа и те, что значились в карточке, были совершенно идентичными. Их оставили одни и те же пальцы: тут – на роговой рукоятке, там – на впитавшем в себя чернила листе картона.

В тот день я был с ним, пытался выудить из него какую-нибудь информацию об этом Вассёре, этом закоренелом преступнике, казнь которого, похоже, была лишь проходным эпизодом в карьере следователя… Но сколько-нибудь подробного ответа на свои вопросы я не получил. Погруженный в размышления, Куэнтр лишь сообщил мне, что Вассёр заплатил на эшафоте за омерзительно банальные преступления, примечательные разве что тем крестообразным ударом ножа, которым мсье Эдуар Орлак был заколот, как и малышка Питуа, вдова Мушо и мсье Виргонь, прежние жертвы Вассёра.

То ли у Куэнтра все никак не шли из головы эти отпечатки пальцев, то ли история Вассёра казалась ему не заслуживающей внимания,