Странное поведение окмалиона меня насторожило. Он говорил так, словно всегда был нормален, а не только сейчас.

Значит, последняя встреча с Роаном. О чем мы говорили?

Кокон смерти…

И тут я увидела тонкие гибкие черные ветви внутри Ирса, каждая из которых была утыкана тысячами смертоносных игл. Очевидно, ранили его давно, и только сила воли, высокие моральные качества, сильная магия этого человека не давали проявляться всем следствиям недуга. Герцог боролся с ним сам, как мог, как умел, но… он проиграл. А я… Я понимала одно – ни Роан, ни я, ни все мудрецы древности не смогут ему помочь.

Он умрет в страшных мучениях, с измененной личностью, совершив перед уходом немало скверного…

- Гатто… - прошептала я, потому что говорить не могла, слезы щипали глаза и размывали картину мира.

Глава 21

- Ничто не вечно, все приходит в этот мир, все в нем превращается в тлен. Равно, как нет ничего исключительного, - задумчиво заметил рыб.

Возможно, я слишком часто всматривалась в физиономию окмалиона, поэтому стала различать ее выражения. Сейчас Гатто грустил.

Он грустил, а я, выходит, скорбела? Не рано ли я опустила руки? Когда мы с отцом обсуждали теорию «кокона смерти», мне в голову приходили удивительные мысли. Как ни странно, тогда я видела не один, а сразу несколько способов борьбы с проклятьем темных. Правда, экземпляр был в лабораторной склянке, а все формулы ритуалов исключительно на бумаге.

Так почему я растерялась сейчас? В моем распоряжении собственные знания, интуиция и смекалка. Я могу попросить помощь у Эммы и Лойса, я могу попросить Гатто помочь…

Так почему?..

У истинного целителя должны быть стальные нервы, холодный разум и только потом, где-то на заднем плане горячее сердце. Я всегда думала, что речь идет не о чувствах, а о желании помочь страждущему. И сейчас понимала, что была абсолютно права.

Сильные чувства делают целителя слабым, неуверенным в себе. А любовь зла и беспощадна, потому что, теряя близкого человека, сам испытываешь невыносимую боль и подсознательно все время боишься этой боли.

Святой Вершитель! Как? Как отец не сошел с ума, когда на его глазах умирала мама? Как он смог сделать ужасающий по сути своей выбор: продлить мучения любимой, чтобы попробовать спасти хотя бы меня, или отпустить нас с миром? Смогла бы я?

Я присела на краешек кровати, положила руку на грудь герцога и прислушалась. Тук… Тук-тук… Его сердце билось. Слабо, замедленно, но билось, а жизнь все еще боролась со смертью, не давая Ирсу уйти к Вершителю.

Такой сильный и такой слабый, такой мужественный и такой ранимый, такой чужой и такой родной мужчина будил во мне доселе незнакомые чувства. Мощные, жгучие, настоящие. Выходит, я его люблю? И нет, это не влюбленность. Это то самое, ради чего отец подвергал невыносимой боли родного человека, чтобы ее смерть не была напрасной, чтобы в мире осталась ее частичка – я.

Герцог боролся. Он боролся со злом всю жизнь, но ему помогали армия, соратники, друзья. И вот сейчас Ирс борется со злом один, как может, как умеет. Борется и проигрывает ему. Но разве я могу позволить злу победить? Нет. Если Войтеру суждено пройти этот тяжелый, опасный путь, то я пройду его вместе с ним, и буду рядом до самого конца… Я вздохнула и поправилась – до самой победы!

- Ты чего притихла, малек? – насторожился окмалион. – Страдай, ничего другого не остается.

Надежды на рыба рухнули? А вот и нет. Об этом я сама буду судить, когда узнаю все, что знает Гатто о «коконе смерти».

Я посмотрела в спокойное лицо Ирса. Он не был наделен той самой стандартной красотой, что так манила и привлекала девушек, которые боготворили Алекса Навиласа, но в нем сочетались мужество и… надежность. Именно с таким мужчиной чувствуешь себя защищенной от всех бед и невзгод. И пусть он не может всерьез увлечься Александрой Эсби, но… Это не важно. Не важно, потому что…

- Я не дам тебе умереть… - прошептала я Войтеру и перевела взгляд на окмалиона. – Хочешь вкусных зигистаров?

Признаться, я понятия не имела, как буду выращивать существо, питающееся темной магией, но единожды решив, отступать не привыкла.

- Так хочешь? – спросила я.

Выпученные глаза выпучились еще больше, губы и жабры пришли в движение, а на морде читалась крайняя степень заинтересованности.

- Что ты еще придумала, малек? – спросил рыб. – Утверждаю, он обречен, все действия бесполезны.

- Зигистар, - напомнила я.

- Что ты хочешь?

- Все, - просто ответила я.

Это было чистой правдой. От герцога я хотела все – любовь, дом, детей… Но даже если он не захочет мне дать все это, стану довольствоваться одной улыбкой, мимолетным взглядом, словом. От него я действительно приму все.

- Конкретнее, малек. Твой разум слишком примитивен, чтобы я смог постичь твою мысль по жалким обрывкам информации.

До чего же он меня… раздражает! Но… жизненно важно оставаться спокойной. Для Ирса жизненно важно. Я сделала глубокий вдох и спокойно ответила:

- Расскажи мне все, что знаешь о «коконе смерти». Я хочу знать обо всех исследованиях отца по темной магии и проклятьям. Особенно моменты, которые он не доверял даже своим записям, но наверняка доверил тебе. Кроме того, хочу, чтобы ты поделился своими собственными наблюдениями по каждому вопросу.

На этот раз рыб посмотрел… уважительно. Или нет? Вернее – разве такое может быть? И все же в рыбьих глазах мелькнуло оно – уважение.

- А ты не так проста, малек. Мне становится любопытно, - ответил Гатто. Он не был бы сам собой, если бы не напомнил: - Но про зигистар не забудь. Приблизь голову к аквариуму.

Что ж, процедура привычная. Окмалион не раз таким способом передавал мне знания, но в этот раз процесс затянулся.

Сколько продолжалось мое обучение не понимала, не знала, не чувствовала. В какой-то момент почувствовала, что тиски, сжимающие мою голову ослабли, и я наконец могла опуститься на стул и выдохнуть.

Кажется, за окном стемнело, а на меня навалилась такая усталость, что даже встать в ту минуту я