часто вспоминал свои заслуги во время Войны Черного Ястреба, чтобы создать себе имидж борца с индейцами. Однако во время его правления индейцы были второстепенной проблемой. Он принял лишь одно серьезное решение: санкционировал военные экспедиции ради захвата земель в Миннесоте. Это вызвало восстание сиу в 1862 г., 309 индейцев были взяты в плен. Президент должен был решить, разрешать казнь или нет. Губернатор Рэмси и местное население настаивало на казни всех 309 пленных. Разве не погибли белые, разве пролитая кровь не взывает к отмщению? На Линкольна давили и ястребы войны, и голуби мира. Похоже, что он больше симпатизировал вторым, но (как всегда) Линкольн пошел на компромисс: он разрешил казнить 39 индейцев. Такое решение никого не устроило, но разрядило обстановку. Президент был рад покончить с этим делом, которое он назвал «очень неприятным предметом». Это была самая большая массовая казнь в истории Америки, а свидетельства против каждого приговоренного в отдельности были весьма шаткими. Тем не менее поступок Линкольна снискал ему репутацию достаточно либерального президента, хотя он и разделял всеобщее убеждение в том, что индейцы должны исчезнуть перед лицом высшей белой расы. В 1863 г., встречая посланцев одного индейского племени в Белом доме, президент высказался с предельной откровенностью:

Белолицые многочисленны и богаты, потому что они возделывают землю, сеют хлеб и живут плодами трудов своих на земле, а не охотой на диких зверей. В этом главная разница между нами. Но есть и другая — племя белых не так склонно воевать и убивать друг друга, как наши краснокожие братья (Nichols, 1978: 187).

Но в 1863 г. Гражданская война шла именно между белыми! И бледнолицые были очень склонны убивать друг друга и своих краснокожих братьев.

К концу XIX века, когда волны геноцида почти улеглись, пятый великий президент и демократ Теодор Рузвельт мог почивать на лаврах своих предшественников. Индейцы были практически истреблены. Но и он заявил, что истребление индейцев «в конечном итоге было столь же благотворным, сколь и необходимым» и что уничтожение краснокожих было благороднейшей из войн. «Я не буду заходить столь далеко, чтобы утверждать, что лишь мертвые индейцы — хорошие индейцы, но мне кажется, что в девяти из десяти случаев это именно так. Да и с каждым десятым индейцем хотелось бы разобраться повнимательнее»[28]. Президенты, в особенности президенты-демократы, очень чуткие к голосам своих избирателей, не стеснялись представать откровенными империалистическими расистами. Их политика выходила за рамки показательных репрессий (а репрессии — это вполне прагматичные, осознанные действия) и превращалась в геноцид.

Жизнь диктовала им правила игры — любой ценой нужно было оправдать захваты земель и подавить сопротивление индейцев. Сколько таких президентов могли бы сесть сегодня на скамью подсудимых международного трибунала по расследованию военных преступлений? Я думаю, четверо, исключая Рузвельта, который много говорил, но мало делал. Линкольн, возможно, получил бы более мягкий приговор.

А как обстояли дела с обычными переселенцами на фронтире, ведь именно из их среды выходили палачи и каратели? Чистки накатывались волна за волной, по мере того как прибывали новые иммигранты. Каждой новой партии поселенцев предстояло избавиться от кучки дикарей, чтобы получить вожделенную землю. Потом приходили другие, им тоже была нужна земля, и снова следовали чистки, и так до тех пор, пока индейцев не зачищали полностью. Процесс мог идти долго — от 5 до 50 лет, при этом размах насилия, жестокость карательных акций зависели от соотношения сил между белыми и индейцами, скорости экспансии и способности индейцев к самообороне. Убивать и захватывать землю могли и немногие, и, конечно, далеко не все из них расплатились за это своей жизнью. Их потомки наслаждались миром, ибо индейцы были побеждены и депортированы. Вряд ли стоит утверждать, что поселенцы руководствовались четкими Планами А, Б или В. Специфические местные условия, рыхлая структура социальной организации на фронтире, жадность, корысть, идиосинкразии — все это могло повлиять и влияло на способы проведения чисток и их размах.

Прошло время, и все они стали тихими американцами. Их дети уже не несли на себе каинову печать. Тем более что не все отцы-основатели были палачами.

Каратели обычно оправдывали свои действия необходимостью самообороны или возмездием за зверства индейцев, совершенные ранее. Это оборачивалось эскалацией насилия. Если индейцы жестоко мстили за изнасилованную женщину племени или когда они голодные угоняли корову, поселенцы отвечали им сторицей. Вот что поведал один калифорнийский фермер: «Думаю, что за каждого забитого быка убивали 10–15 индейцев». Сан-Францисский «Бюллетень», газета, издаваемая в Калифорнии вдали от фронтира, была голосом здравого смысла и умеренности. Издание призывало к протекции, то есть к сегрегации, а не к поголовному уничтожению. Героем одной редакционной статьи стал некто Мак-Элрой, у которого украли убитого оленя. За это он убил индейца, его скво и ранил еще одного человека. В ответ индейцы прикончили Мак-Элроя. За смерть белого решила поквитаться калифорнийская милиция. Мстители окружили индейский лагерь, убили 9 индейцев-мужчин (остальные убежали) и перерезали 40 беззащитных женщин и детей. Газета также писала и о другом случае, когда отряд волонтеров численностью 36 человек, разыскивая убийц одного белого мужчины, наткнулся на индейскую деревню. Из 150 человек спаслось двое или трое, все остальные были убиты — женщины, старики, дети. Капитан одного армейского подразделения гордо докладывал: «:С достоверностью могу сказать, что мы уничтожили не менее 75 краснокожих, но, скорее всего, эту цифру можно помножить на два». Другой армейский капитан, видимо человек доброго сердца, выбранил калифорнийского фермера, который убил двух или трех индейцев за якобы украденную корову. На следующий день корова нашлась, а родственники убитых индейцев покончили с фермером. Капитан-гуманист приложил немало усилий, чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие (Heizer, 1993: 42–43, 63–79, 84–90, 95–97, 156–157, 245, 249–250).

Возмездие всегда было слепо и направлялось против всех индейцев без разбора. Трое белых из Миссури сказали, что убьют первого встречного индейца, потому что какие-то индейцы угнали у них лошадей. Другой, более здравомыслящий поселенец заметил: «Слепая месть всему племени за грехи всего лишь одного из них — это причина половины всех столкновений с индейцами» (Madsen, 1994: 316). Индейцы отвечали ударом на удар. Месть была обоюдной, и каждая сторона утверждала, что драку начала не она. Но чаще свирепствовали белые, при этом массовые убийства без разбора противоречили официально заявленным целям, поскольку это еще больше ожесточало индейцев. Или гнев затмил им разум, или их истинная цель была истребить всех. Эскалация репрессивных действий со стороны белых объяснялась не только превосходством оружия и организации. Это была естественная, психологически понятная реакция