Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Люди… хм… Ну, разве что верный слуга Парфен… так его все знают. А, впрочем, если поискать… Но пока заняться всем самому! Сразу после караула…
– Парфен! Кафтан мне… и епанчу! Ту, походную… И лошадь седлай!
– Уже, барин, оседлана!
Что ж, осталось только припудрить букли, так уж положено в караул – при полном параде. Эх, хорошо солдатикам – у тех никаких буклей нет!
В этот момент в дверь постучали. Осторожно, с легкостью и неким смущением… Да-да, вот именно так! Поручик давно уже научился отличать почтительно-требовательный стук посыльного солдата от почтительно-с-надеждой-на-чаевые – стука местных слуг. Сейчас же стучали как-то несмело… Явно кто-то чужой, и не из дворян…
– Парфен, глянь…
Скрипнула дверь…
– К вам девица, барин! – с некоторым удивлением доложил слуга. – Молодая красивая служанка.
– Служанка? – поручик обернулся от зеркала. – И что она говорит?
– Ничего не говорит… Записку вот передала… И тут же ушла.
– Как ушла?!
Бросив пудреницу на лавку, Антон подскочил к окну… И зря. Окно-то выходило во внутренний двор караван-сарая…
Ладно, черт с ней, со служанкой – птица не велика. Тем более что следовало поторопиться – Сосновский не любил опаздывать, считая, что лучше прийти на полчаса раньше, чем на пять минут позже. Тем более в караул!
– Давай записку… Ага… Хм…
«Милостивый государь! – было написано по-французски. – Прошу извинить меня за мое беспокойство относительно вашего соседа, господина Переверзева…»
Ого! Одна-ако… Однако зря упустили служанку – вот что!
– Парфен! Живо служанку догони… Еще не должна далеко уйти бы.
Кивнув, парень со всех ног бросился исполнять приказание, Антон же быстро дочитал послание… да там особо и нечего было читать.
«…хотя бы только знать, где он и что с ним… Если только вы сами об этом знаете, на что мне остается надеяться, как и на вашу порядочность. За сим остаюсь, мадемуазель Софи Лекамбре.
P.S. Надеюсь встретиться с вами сегодня вечером в кофейне у старого причала».
Мадемуазель Софи!
Та самая? Танцовщица Гюли-Гюли? Но… если она причастна к убийству…
Самолично отвязав коня от коновязи, поручик взобрался в седло.
Если танцовщица причастна к убийству – зачем эта записка? Попытка заманить в ловушку? Или, в самом деле, ничего не знает? Вечером не слишком удобно… Но, если что, можно будет оставить за себя унтера Куропаткина. Уж Фрол Иваныч не подведет!
Выехав со двора, молодой человек тут же увидел Парфена – тот дожидался на углу.
А где же, интересно, служанка? Что, не догнал?
– Исчезла, барин! – покраснев, парень смущенно развел руками. – Всю улицу обежал, у всех спросил… Никто и в глаза не видал!
– Не вида-ал… – скривившись, передразнил поручик.
И тут осекся! Ну и правильно – если это служанка Гюли-Гюли, то что ей на улице делать? Насколько знал Антон, танцовщица ведь жила здесь же, на постоялом дворе Эльчи-бея Ахметова, в покоях на женской стороне… и ведет туда крытая галерея, потому и служанку никто и не видел!
Зайти сейчас самому? Неудобно. Прежде надобно послать слугу с запискою… А времени уже нет! Ладно… Вечером так вечером!
А ведь, верно, эта служанка – немая и есть! Правда, у столь богатой госпожи может быть и не одна служанка…
* * *
Наверстывая задержку, Сосновский гнал коня во весь опор и все равно едва не опоздал на развод.
Едва успел спешиться, как уж раздалась команда:
– Караул, на развод… Стройся!
Развод проводил капитан Ермаков, ротный, человек знающий и умелый, однако же оратором он был никаким и терпеть не мог говорить длинные парадные речи. Вот и сейчас ограничился парой фраз:
– Турка ждем… Может с кораблей напасть. Потому места для высадки приглядывать будут. Посматривайте! Если что – пуль не жалейте, и немедля с докладом ко мне.
Антон невольно залюбовался строем. Солдатушки-новобранцы уже не выглядели этакими деревенскими тюхами! Держались молодцевато, стояли, выпятив грудь, согласно уставу – стрелкой: «каблуки сомкнуты, подколенники стянуты». Выстроились во фронте на шагу по локтю, шеренга от шеренги три шага…
– Караул… Нале-ву… Шаго-ом… арш!
Забили барабаны. Строевым шагом солдаты во главе с офицерами и унтерами направились менять старые караулы…
Пост, где расположился поручик Сосновский со своим нарядом, находился практически на виду, почти у самого моря, и прикрывал дорогу к городу. Местность была открытая – лишь чахлые кусточки, груды черных камней да желтые песчаные дюны.
Расставив людей, Антон, как и положено, собрал «бодрствующую» смену для учебы. Уселись под старой смоковницей… или то был карагач – не важно. Тени дерево давало немного, однако с моря дул ветерок, да и дело-то уже шло к октябрю – не так уж и жарко, всегдашнего зноя не было.
– Против врага, нападающего толпою, супротив басурман – турок и союзных им татар… первоначальные действия должны носить оборонительный характер, – легко излагал Антон. – И лишь после того, как неприятель уже измотан бесплодными атаками, следует самим переходить в наступление! Ясно вам?
– Ясно, господин поручик! – за всех отвечал назначенный старшим солдатик. Да, их уже назначали старшими – под присмотром унтеров, конечно. А как же! Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом! Научились подчиняться, пусть учатся и командовать.
– Самое главное же у нас – это атака, – поглядывая на внимательно слушавших солдат, продолжал Сосновский. – Когда все разом устремляются на прорыв неприятельского строя! А там вас ждут и штыки, и самый смертоносный огонь! И тут надобно себя пересилить. Помните – стрелять залпами, ружья заряжать быстро и – тем не менее – целиться и пули беречь… Капрал!
Закончив лекцию, Антон подозвал Куропаткина:
– Свободным от караула заниматься пулями и амуницией!
– Слушаюсь, вашбродь!
Отдав честь, унтер повернулся к солдатам:
– Слушай мою команду… Встать! Приготовить ранцы… К палатке… Шагом… арш! Ать-два, ать-два…
Невдалеке слышно было, как в соседнем карауле занимаются строевой подготовкой. Ветер приносил те же команды: ать-два, ать-два… Нале-ву… Напра-ву… На пле-чо…
Капрал поморщился: не следовало так уж нагружать солдат – они службу должны нести, а не шагистикой заниматься… Однако в соседнем карауле офицер попался ретивый…
– Ать-два, ать-два… Ровнее! Грудь вперед!
Запылал костерок. Солдатушки расположились рядом, достали купленный загодя свинец да принялись отливать пули – каждый под свое ружье… Ружья частенько калибрами отличались.
Занятие спокойное, неторопливое. Как раз в карауле, после смены чуток отойти. Потом пару часов поспать – и на пост…
У костерка-то хорошо было – с