– Барыня заставляла… А если плохо учили, могла и веером по башке!

Ани появилась на постоялом дворе вместе с многолюдным караваном из Бахчисарая. На дворе караван-сарая пыль стояла столбом, и народищу скопилось – тьма! Все приезжие, правда, хозяин, Эльчи-бей, многих знал, но то касалось купцов да приказчиков, а не мальчишек-слуг.

Целый день, вернее, полдня, с обеда до вечера, переодетая девушка ошивалась во дворе, а то и у кухни, прикидываясь погонщиком ослов. Даже помогла растопить очаг летней кухни, за что и удостоилась целой миски плова! И там, у ворот, увидала-таки закутанную в покрывало танцовщицу – Гюли-Гюли. Та возвращалась откуда-то с улицы… Державшаяся позади служанка тащила большую корзинку…

Позвать подружку было секундным делом… Вот и Ани улучила момент, когда танцовщица выбирала еду на ужин…

– Эй, Маш! Ты как у барина – с бельем. Помнится, на Нарове-реке все стирали…

Немая едва не выронила корзинку, хорошо, говорить не могла! Лишь замычала что-то восторженно-удивленное…

И Анисья тут же двинула ее кулаком в бок:

– Тсс! С объятиями не лезь, я тут тайно… Где б нам поговорить бы?

Рассказывая все поручику, Ани вдруг улыбнулась:

– Ну, говорила-то я, Маша слушала да кивала. А с утра принесла листочек… да не один… Сладила все, что я просила. Вот!

Поставив опустевший бокал рядом с креслицем, Сосновский с любопытством глянул на листочки… И не сдержал удивленного возгласа:

– Ого!

На первом же листке был скопирован рисунок, неумело, но тщательно. Выведенные темно-серым грифелем линии напоминали море, небольшую бухту, палатки… и две пушечные батареи! Еще там были всадники, изображенные совсем по-детски, особенно – лошади. Ну, что поделать, каждый рисует, как умеет. На людей – смешных таких человечков – были направлены карандашные стрелочки, подписанные по-французски – «руж» и «бле». «Красный» и «синий»…

Красные шаровары, синие куртки… Драгуны и казаки! Ну да, ну да! А вот весь их лагерь – как на ладони. Еще и с пушками! Н-ну, Софи-и-и… Да за такие рисуночки и расстрелять можно! Как говорится – по законам военного времени.

– Подружка твоя немая, что же, тоже французский знает? – поручик искоса глянул на девушку.

– Да нет, ба… господин поручик. Она просто перерисовала точь-в-точь. Старалась!

– Вижу, что старалась. Вообще, она большой молодец! Карандаш, небось, у барыни своей позаимствовала… А, тут еще и записка… Ну-ка, ну-ка…

«Которыя рисунки срисовала я… – было нацарапано все тем же карандашом в стиле Йоды, пресловутого учителя джедаев. – Тевосову она их продает. За тридцать рублев кажный».

– Тридцать рублей! – Антон восхищенно присвистнул. – Однако нехило… А впрочем, за такую-то информацию… Ну, Софи… Ишь, овечкой прикинулась… Ну-ну!

– Тевосов тот торгует людьми. Нас в Урюпинской станице купил, привез… – поспешно пояснила Анисья.

– Как все прошло-то? – спрятав листочки за пазуху, Сосновский с улыбкой посмотрел на девчонку.

Та тоже улыбнулась в ответ, весело и открыто:

– Да славно все, господине!

Антон хмыкнул:

– Ну, коли уж не «господин поручик», так зови просто – сударь. Или Антон Арка… Авдеевич.

– Поняла, – Ани покивала и хитро прищурилась. – Господин поручик! Антон Авдеевич, может, еще что для вас сделать надобно? Так я со всем удовольствием.

– Ну-у… думаю, еще понадобишься – ту же Машу навестить… Сейчас же… Сейчас же вот что, девица краса…

При словах «девица краса» Анисья зарделась и смущенно потупила взор. Заметив это, молодой человек встал и, взяв девушку за подбородок, заглянул в глаза:

– Э-эй! Ты чего коробишься-то? И в самом деле – красотка! Уж поверь – я знаю, что говорю.

– Ох, сударь…

Вот! Уже – сударь. Анисья все же умная девушка – схватывала все на лету, два раза повторять не надо.

– Скажете тоже – красотка! – вздохнув, девушка покусала губы. – В нашей-то деревне никто меня за красавицу не держал. Ни один парень не посмотрел, не позвал погулять за околицу. Шпыняли токмо.

– Парни шпыняли? Вот дурни-то! – искренне расхохотался Антон.

– Даже к гостям меня в баню не отправляли… как иных… – Ани продолжала жаловаться – вот-вот заплачет. Видно, давно хотелось на эту тему выговориться… да не просто выговориться, а чтоб еще и утешили, и доброе слово сказали…

Вот как сейчас Сосновский…

– Красивые – это статные, дородные… и попы – ого-го, и грудь… А я? Я-то тощая, как кошка, ни попы, ни грудей… Куда уж тут в красавицы! – сказала. Потупилась. И этак, исподлобья, метнула взгляд на Антона: что-то он скажет? Явно ждала что-то хорошее… Ох, девки, девки… такие уж они…

Поручик не обманул ожидания и совсем не врал!

– Не тощая ты, Ани, а утонченная, как дворянка! И талия у тебя хороша, и сама ты вся стройненькая, легкая… как француженка. А лицо? А глазки! А улыбка какая у тебя славная! А ну-ка, девица краса, улыбнись, не хмурься! Во-от, молодец… Еще раз скажу – дворянская у тебя красота, изысканная! Уж точно не в мужицкую породу…

– Маменькой покойной барина заезжего угощали, – снова опустив голову, негромко протянула Анисья. – Верно, я в него и пошла…

– Что за барин?

– Да кто ж его знает, господин? Говорю ж – гость… Ой, костер-то!

Девушка наклонилась, пошевелила дрова… На голой пояснице ее, торчащей из-под короткой жилетки, белел шрам… вернее, полоса, какая бывает от плетки… Били, стегали девчоночку! И не так давно…

– Что у тебя на спине, Ани?

– На спине? – девушка резко обернулась. – Подарок. От купца Тевосова! Хотите посмотреть?

Не дожидаясь ответа, Анисья стянула жилетку и повернулась спиною… исполосованной плетью от лопаток до копчика!

Видно было – били крест-накрест, не торопясь… выводили этакие кровавые узоры… Ах, бедолага!

– Я надерзила… В Урюпине еще. Он самолично выпорол… купец… Пригрозил еще матросам отдать, если язык свой поганый не прикушу… Так он сказал.

– Вот же гад премерзкий!

Подойдя ближе, Антон нежно погладил девушку по плечу.

– Ничего, милая… зажило уж. Еще пара месяцев, и совсем ничего видно не будет…

Вздрогнув от неожиданной этой ласки, Ани повернулась, прошептала, заглянула в глаза:

– И вот еще шрамик у виска… Это он рукоятью, в гневе…

Улыбнулась и вдруг порывисто чмокнула поручика в губы!

Поцеловала, словно ожгла… И тут же, устыдившись внезапного своего порыва, подобрала брошенную жилетку и бросилась за повозку, прочь.

Хмыкнув, молодой человек покачал головой и, помахав рукой возвращающейся с колодца Мирелле, взобрался в седло… Надо было еще осмотреть наконец место происшествия – скалы у старой каменоломни…

Пустив коня рысью, Сосновский погрузился в раздумья и вдруг услышал позади глухой стук копыт. Оглянулся – кто-то скакал прямо к нему, нагоняя… Вот замахал рукой…

– Господи-ин!

Черт побери… Ани!

И ведь догнала же…

– Анисья, ты как здесь?

– Я… я